Последняя рукопись - [122]

В горле Лин застрял горький ком. Она не могла забыть слова, сказанные врачом. Однако, будучи женой Жюлиана, она пребывала в уверенности, что муж не симулировал. Сразу после полудня она проверила его. Жюлиан не выносил, чтобы крышка мусорного бака оставалась открытой. Он всегда подходил и ставил ее на место. А сегодня никак не отреагировал. Со дня выписки из больницы он спал не на своей стороне кровати. Он не подхватил разговор, когда она вскользь упомянула ему кое-какие имена и места. Его глаза оставались потухшими, когда она показывала ему фотографии родителей и его самого, сидящего на коленях у матери или отца.

Но она постоянно, каждую минуту, мысленно возвращалась к нападению, от которого он чуть не умер. Все эти срежиссированные им приготовления, эти ложные следы. Ее терзали сомнения, но Лин не в состоянии была разобраться самостоятельно.

У нее зазвонил телефон. Полицейский из Гренобля. Она ответила на его вопросы, сообщила код доступа к своему аккаунту в LocHoliday и разъединилась. Похоже, уголовный розыск делает успехи. Может быть, полицейским наконец удастся узнать правду?

У нее замерзло лицо, и она пошла домой, в «Дарящую вдохновение». Своими огнями, очертаниями и широкими окнами вилла напоминала выброшенный на мель корабль. Сцену худшего из триллеров. Если бы кто-нибудь записал то, что пережила Лин за последние несколько недель, наверняка получился бы лучший детектив года.

Но этой истории еще требовался конец. Развязка. А Лин не могла бы сказать, чем завершится дело на скалах Этрета. В «Последней рукописи» ее героиня Жюдит Модруа была сброшена с утеса.

Какой-то силуэт вырисовывался в темноте, накрывшей весь залив и его побережье. В этом бескрайнем пространстве дикой природы кто-то направлялся в ее сторону. Походка, силуэт, выбившаяся из-под шапки рыжая прядь… И эта куртка, делающая любого похожим на мишленовского человечка… Колен. Лин торопливо вытерла выступившие от холода слезы и пошла навстречу. Сыщик не вынимал руки из карманов.

– Я звонил. А потом увидел тебя, одну…

Лин заметила, что через плечо у него висит сумка с компьютером.

– Жюлиан захотел побыть один и решил прокатиться на машине вдоль берега. Он растерян, не способен заполнить документы, касающиеся кончины его отца. Все, что сейчас происходит, так тяжело. Надо поставить себя на его место.

– Конечно… я понимаю. С этим очень сложно справиться, даже тебе. Ты знаешь, во сколько приблизительно он вернется?

– Понятия не имею. С ним не связаться, вы ведь так и не вернули ему мобильник. Ты хочешь его повидать?

– Да, хотелось бы. У меня новости относительно смерти Жака…

Они двинулись в сторону виллы. Охваченная дурным предчувствием, Лин скрестила руки на груди. Казалось, Колен больше чем взволнован.

– …Судмедэксперт подтвердил утопление. Токсикологические анализы выявили высокий уровень содержания алкоголя в крови, по меньшей мере три грамма на литр. Совершенно очевидно, что при таком опьянении он должен был едва держаться на ногах, а главное, не осознавать опасности залива.

– Какой ужас…

Они в молчании прошли еще метров сто.

– Я не должен находиться здесь, Лин, не должен говорить тебе все это, потому что ведется расследование. Но… – Он печально и покорно посмотрел на нее. – …Мы много лет знакомы, я тебе доверяю… Если бы тебе было известно что-то, что и мне было бы лучше знать, ведь ты бы мне сказала, правда?

– Разумеется. Но… что случилось?

Колен ответил не сразу. Что он обнаружил? Лин почувствовала, как у нее на шее стягивается удавка.

– Я должен рассказать тебе про одного типа, который сегодня утром явился в комиссариат. Орнитолог из Фор-Маона, Беранже Аргу. Работает в парке Маркантер. Его имя тебе о чем-нибудь говорит?

– Да, смутно.

– Он сказал, что они с Жюлианом хорошо знакомы, в частности из-за тюленей: Аргу уже очень давно проводит их перепись и изучает их миграцию в Отийском заливе. Недавно они вдвоем защищали здешнюю колонию и вступили в борьбу с рыбаками-браконьерами.

– Да, помню.

– Аргу особенно интересуется приливами, он хочет понять, до какой степени они влияют на поведение колонии. Он частенько наведывается в устье реки Гроффье, – по его мнению, это одно из лучших мест для наблюдения за колонией, когда она не располагается на Беркской косе. Днем он следит за тюленями в бинокль и делает фотографии, а с наступлением темноты, сейчас это примерно в пять вечера, устанавливает инфракрасную широкоугольную камеру, надежно спрятав ее от случайных прохожих. Он помещает ее где-нибудь наверху, на дереве в сосняке, идущем вдоль северного побережья залива. Представляешь, где это?

Лин кивнула. Колен все больше напоминал ей паука, ткущего свою паутину. Они подошли к дюнам.

– …Аргу только вчера, с опозданием, просмотрел свои записи, сделанные вечером в субботу, двадцать третьего декабря. Он мне показал… Лин, он мне показал, что сняла его камера.

– Только не говори мне, что… на записи видно утопление Жака.

Колен кивнул в сторону виллы.

– И еще кое-что, внушающее беспокойство. Пойдем в дом, очень холодно.

75

Согласно сведениям в картотеке водительских прав, Давид Жорлен проживал в окрестностях Вьенна, в сотне километров от Гренобля. Запись сообщала, что он родился 12 июня 1973 года в Пантене, то есть примерно на месяц позже официальной даты рождения Люка Тома. Запрос в налоговые органы подтвердил, что он заплатил налог за две тысячи шестнадцатый год на собственность, находящуюся по адресу, на который зарегистрированы водительские права. Значит, он по-прежнему живет там.