Последняя принцесса - [34]

Сырость пробирала до костей, и я так дрожала, что не могла выпрямиться. Я послала Калигулу в сторону придорожных зарослей. Мне нужно было отдохнуть.

Ноги тряслись, и, соскользнув с лошади, я рухнула на мерзлую землю. Перед глазами плясали точки. Я не могла определить, далеко ли мы от автострады, но про себя помолилась, чтобы было далеко. Свернувшись на груде веток, я попыталась стянуть с себя заледеневшую форменную куртку. Она была такая мокрая, что от нее было больше вреда, чем пользы. Попробовала отогреть пальцы дыханием. Калигула прилегла рядом. Я прижалась к ней, радуясь, что она такая теплая. Наконец я заснула.

Я быстро открыла глаза. Что-то ломилось сквозь ветки.

Прислушалась. Сон как рукой сняло. Я не знала, долго ли проспала, но небо было все еще черным.

Лежа неподвижно, я ждала, что загадочное существо сделает еще один шаг. Я провела в шотландских лесах достаточно времени, чтобы распознавать шумы, с которыми двигаются разные животные. Мышь или белка перемещаются стремительно, выскакивая из кустов на открытое место. Однажды я сидела под деревом с Беллой и смотрела, как бурый медведь лениво пробирается по лесу, гулко топоча. Но эти шаги были не такими тяжелыми, как у медведя, и в то же время не походили на легкие лисьи. Они были определенно человеческими.

Я спряталась за Калигулой, ее большое тело приподымалось от дыхания. Хруст веток раздавался всего в нескольких метрах от нас.

— Пахнет лошадью, — сказал человек.

— Человеком. — Второй голос звучал неровно и был глуше первого.

Едва дыша, я надеялась на то, что, если буду вести себя тихо, они не заметят меня и уйдут.

Шаги послышались ближе. Я почувствовала, как сердце Калигулы забилось быстрее, но она почувствовала мой страх и не шелохнулась.

Они отошли подальше, и я рискнула выглянуть из-за Калигулы, пытаясь понять, где же они. Без единого звука я перекатилась на бок.

В лесу стало тихо. Я с облегчением выдохнула.

— Это моя добыча! — вдруг раздался прямо надо мной чей-то скрипучий голос.

Я подняла глаза и увидела человека с топором. И завопила, скованная страхом, не в силах отвести взгляд от блестящего лезвия.

Едва он начал опускать топор, Калигула вскочила и заревела, словно разъяренный лев.

— Какого черта!

Человек в ужасе отшатнулся и выронил топор. Калигула пошла на него и страшным ударом головой швырнула в дерево, так что его шея изогнулась под неестественным углом и обмякшее тело осело на землю. Я смотрела на все в изумлении. В жизни не видела, как атакует боевая лошадь.

Из темноты на меня бросился второй человек.

Он сверкнул совершенно безумными глазами и открыл рот, полный гвоздей, ввинченных в челюсти вместо зубов. Гвозди, чтобы жевать человеческую плоть. Я потянулась к топору и, не раздумывая, метнула его в нападавшего.

Лезвие попало в бок, и грязное тело навалилось на меня. Теплая кровь текла из его груди на мое плечо. Я оттолкнула его и несколько секунд стояла, потрясенно глядя на тело.

— Калигула, — сказала я, делая неверный шаг вперед.

Ее не было видно. Я привалилась к стволу, сил не было даже на то, чтобы подумать, как выбираться отсюда.

И тут в мою сторону загрохотали копыта.

— Хорошая девочка, — забормотала я.

Я забралась к ней на спину, зная, что сегодня поспать уже не удастся, и мы помчались.

23

Мы добрались до тихой деревушки как раз к тому времени, как небо начало потихоньку сереть. Я осторожно потянула Калигулу за гриву, чтобы дать ей понять, куда ехать: мимо ряда лавочек, пекарни, мастерской портного. Беленая деревянная церковь с колокольней возносилась к небу, словно молитвенно сложенные руки. Городок казался оазисом, не затронутым разрушением, которое сеял Корнелиус Холлистер.

На улицах было тихо, за окнами домишек с соломенными крышами — темно. Жители еще спали, и я спокойно подвела Калигулу к колодцу на холме посреди деревушки. Опустила в него ведро и набрала свежей воды. Я хотела пить, но сначала дала напиться Калигуле: она скакала много часов подряд, и ее шкура взмокла от пота.

Когда она напилась, я набрала еще одно ведро и стала жадно пить. Какая чистая вода! Я опустилась на землю, ноги дрожали после многочасовой скачки. Раны на спине болели, руки были все в ссадинах. Я повернулась спиной к ведру с водой, задрала рубашку, чтобы посмотреть, что там, и обомлела. Глубокий порез шел вдоль позвоночника. Я вспомнила, как Уэсли говорил, что рану надо промыть, чтобы не было заражения, и снова достала из колодца прохладной воды. Этого было недостаточно, но я знала, что у матери Полли найдется мазь, если я смогу добраться до Балморала.

Я вспомнила свою первую встречу с Полли. Мы с Мэри шли по тропинке и искали ежевику, когда увидели худую грязную девчонку, которая шла нам навстречу с двумя корзинами, наполненными до краев спелыми ягодами.

— Где ты это достала? — спросила Мэри, и я поняла: она беспокоится, что девочка собрала все ягоды и нам ничего не осталось.

— Нашла, — ответила Полли, заразительно улыбаясь и показывая щель между передними зубами.

У нее были прямые рыжевато-каштановые волосы, круглые зеленые глаза и россыпь веснушек вокруг носа.

— Между прочим, все эти земли принадлежат моему отцу, а значит, и нам, — сказала Мэри суховатым тоном аристократки.