Последняя принцесса - [28]

— Мы не по разные стороны, — тихо возразил он.

— Пока ты в армии Холлистера, по разные.

— У меня не было выбора!

— Выбор есть всегда, — покачала я головой. — Я понимаю, каково это — мерзнуть и голодать… теперь понимаю. Но если ты правда не веришь в его дело, неужели нельзя было найти другой выход для вас с Порцией?

— Не в том дело, ты не…

Он помолчал.

— Пожалуйста, просто обещай мне, что не сбежишь с какой-нибудь самоубийственной целью.

Наши взгляды встретились, и на этот раз я не отвела глаза. Вместо этого позволила себе рассмотреть его при тусклом свете камина. Что-то изменилось. Застывшая маска солдата исчезла, передо мной был печальный одинокий парень. Я смотрела на его мягкие вьющиеся волосы, отливающие темным золотом, блестящие зеленые глаза, широкие плечи.

Наверное, я казалась ему такой уродливой — остриженная почти наголо, с красными волдырями на щеке. Я прикрыла лицо ладонями.

— Прекрати, — сказала я. — Я не…

— Элиза, — перебил он, взял мои руки в свои, осторожно отвел их от лица и приподнял мой подбородок, чтобы лучше меня разглядеть. — Ты красивая.

Он придвинулся ближе. Я почувствовала его дыхание на своих губах, теплое и нежное. Потом наши губы соприкоснулись. Его рука нежно заскользила от щеки к затылку, пальцы пробежали по шее, едва касаясь линии волос.

На миг он замер, и я знала, что он дает мне возможность отстраниться. Но я наклонилась ближе, раскрывая губы и отвечая на поцелуй, охваченная странной неутолимой жаждой. В этот момент все словно потонуло в забытьи: клеймо на щеке, знак Новой стражи, беспокоящее знание о том, что Корнелиус Холлистер в Тауэре. Имело значение лишь то, что мы здесь, опускаемся на подушки и целуемся, а огонь превращается в тлеющие угли и остывает.

Уэсли притянул меня к себе, словно обволакивая теплым коконом.

— Уже поздно. Тебе надо поспать. Иди в спальню — я могу спать здесь.

Он показал на диван.

Я кивнула, но не хотела, чтобы он меня отпускал.

— Пойдешь со мной?

Он встал и отвел меня в спальню. Я легла под покрывало, все еще в форме, и потянула его к себе. Он поставил фонарь на прикроватный столик и потушил фитиль, так что в комнате стало темно. Устроившись, обнял меня за талию, словно защищая. От его кожи пахло свежестью, как от воды. Я закрыла глаза, на миг представив, что это будет длиться и длиться, что мы навсегда останемся в тепле этого домика посреди отравленного леса.

19

Я внезапно проснулась и села, тяжело дыша. Кошмарное сновидение закончилось, но его отголоски все еще витали в темных закоулках сознания. Мэри и Джейми в стальной камере, люди в белых шинелях пришли их пытать. Я лихорадочно бегу по лабиринту, слышу их голоса, но не могу найти.

Была середина ночи, и Уэсли все еще спал рядом со мной. Его голова лежала на подушке, волнистые полосы упали на лоб и серебристо поблескивали в лунном свете. Я наклонилась поцеловать его в щеку.

— Прощай.

Вставая с постели, я почувствовала в глазах непрошенные слезы, отчаянно надеясь, что он не проснется и я смогу вспоминать его спящим.

В камине еще горело несколько угольков. Я поискала в темноте свечу и зажгла ее. При неверном свете торопливо зашнуровала ботинки и застегнула куртку. Пистолет по-прежнему лежал на круглом столике. Я сунула его в карман.

У двери спальни я в последний раз оглянулась. Я подвергала Уэсли опасности, оставляя его здесь без лошади. Но у него есть пистолет, чтобы защититься и он хорошо знает лес. Когда он проснется, уже рассветет, и можно будет спокойно вернуться в лагерь пешком. Я заставила себя отвернуться и взялась за ручку входной двери.

Утренний воздух был прохладный и влажный. Уходя, я поцеловала стену рядом с дверью. Это было суеверие, которое досталось мне от бабушки. Она всегда говорила, что, если поцеловать дверь перед уходом, благополучно вернешься. Вопреки всему я надеялась, что однажды вернусь сюда с Уэсли.

Я старалась высмотреть в ночном небе хоть одну звезду, чтобы сориентироваться, но напрасно. Калигула спала стоя — темная тень на фоне еще более темного небосклона, привязанная к столбу. Я со страхом посмотрела на ее мощный круп и сорвала пучок травы.

— Калигула, иди сюда, девочка, — забормотала я, протягивая лошади траву и пытаясь погладить ее по морде.

От прикосновения кобыла взвилась, захрапела и оскалилась. Цепь на ее шее загремела, когда она с силой натянула ее, пытаясь освободиться.

Я научилась ездить верхом едва ли не раньше, чем ходить, но никогда прежде не видела такой озлобленной лошади.

— Тсс…

Я схватила поводья и потянула вниз, чтобы заглянуть Калигуле в глаза.

Она остановилась, и на миг я подумала, что она меня поняла. Но потом лошадь выдернула поводья так резко, что они выскользнули из моей руки, кожаные ремни прошлись по повязкам, и раны открылись.

Я смотрела в темные глаза Калигулы. Уэсли справлялся с ней, применяя силу, а ее-то мне как раз и не хватало. Потянувшись к ушам лошади, я сняла с нее недоуздок, успокаивая. Она выплюнула удила и посмотрела на меня почти с удивлением.

— Теперь — только ты и я, Калигула. Поможешь мне добраться до Лондона?

Лошадь стояла неподвижно, пока я забиралась к ней на спину, опираясь на палку. Сбруи теперь не было, и я вцепилась в гриву, надеялась, что моего веса хватит, чтобы управлять Калигулой. Почувствовав меня на своей спине, она понеслась вскачь, так что меня отбросило назад.