Последняя песнь трубадура - [4]

* * *

Лариса Кольцова лежала с закрытыми глазами, прислушивалась, как собирается на работу муж, и каждый звук вызывал в ней волну раздражения. В последнее время это стало ее доминирующей реакцией на все, что происходило вокруг. Кажется, совсем недавно они с Сергеем радовались как дураки, купив эту новую двухкомнатную квартиру. Ну с ним все ясно. А она… Неужели она не видела тогда, что это – жалкая конура для нищих и неудачников? Лучше на вокзале пересидеть, пока появятся эти чертовы деньги. А с какой радости они вообще появятся? Он ушел из прокуратуры. Хорошо. Там мало платили. Но он отдавал эти копейки ей, а не оставлял их на развитие следственных органов. Сейчас у него не зарплата, а гонорары, которые нужно пускать на развитие дела. На занюханное агентство, весь штат которого – один получивший пинок под зад прокурор. Лариса могла бы ему сказать, что деньги платят не за работу, а человеку. Люди не ошибаются. Они знают, кому заплатить, а кто перебьется. Она могла бы ему объяснить это, но не стоит усилий. Потому что он с каждым днем становится все более упертым ослом.

Ларису раздражала работа. Потому что из ведущей самостоятельной программы ее из зависти перевели в программу большой шишки на ровном месте Его Величества Стражникова. Он в часовом эфире дает ей пять минут – новости прочитать. Она, кажется, стала ненавидеть приятельниц. За наряды, украшения, отпуск на Канарах. Самое ужасное заключается в том, что ее постоянно плохое настроение все замечают. На днях редактор Светка Орлова к чему-то сказала, что ее муж – самый модный в Москве психоаналитик. Звезды к нему в очередь записываются. Психоаналитик! Фельдшер из «дурки», который открыл частную практику с большим успехом, чем муж Ларисы. Собственно, можно попробовать.

Лариса поняла, что давно уже находится в квартире одна. Скотина. Не мог попрощаться, сказать, когда придет. Ты меня целовал, уходя на работу. Да пошел…

Ей ужасно не понравилось отражение в зеркале. Мешки, подбородок и щеки дряблые. Пластического хирурга мы себе не позволим, а в косметический салон не съездить просто нельзя. Но только не туда, где все свои. Может, на Ленинградский проспект? Там такой маленький уютный закуток. И массажист. Интересный там массажист. Коренастый, очень смуглый, с ежиком жестких волос и светло-зелеными глазами. Вызывающе яркий парень.

* * *

Сергей задумчиво курил за своим столом. Через полчаса придет вчерашняя посетительница. Он должен ей сказать, берется ли за это дело. За это тяжелое даже для целого следственного отдела расследование с оплатой в кредит. С успеха. Уходя на вольные хлеба, он советовался с опытными людьми. «Прежде всего возьми себе за правило, – сказал один бывший важняк, – никакой благотворительности. Никаких услуг знакомым и доверия хорошим людям, попавшим в беду. У нас все в беде. И прежде всего ты сам, пока у тебя нет приличного счета в банке». Сергей понимал, что это правда. Но к нему обратились не за одолжением. Просто в порядке исключения – деньги после победы. Разве ему победа нужна меньше, чем деньги? Это ж такая история, такая схватка. С одной стороны, одинокая, замученная баба, с другой – вся сволочная, продажная система.

* * *

Тамару разбудил зычный вопль: «Подъем!» Зачем так орать в начале седьмого у палат, где все просыпаются от стука форточки? Сегодня, кажется, что-то случилось. К ним приближается топот и гогот. Точно: врываются в палату скульптурной группой из четырех бабищ – две медсестры, санитарка и сестра-хозяйка. Радостные, как будто им медали выдали.

– Просыпайся, Тамара, – заливается румяная Валя. – У вас тут опять бесплатный концерт! Новожилова три куска хлеба в м-ду засунула. Боится теперь, что они в желудок пройдут, и завтрак не влезет.

– Новожилова! – захлопотали они у кровати Лили, – готовься. Будем операцию проводить.

Молодец Лиля. Находит достойные дела для достойной команды. Тамара собрала в пакет свои «банные» принадлежности и отправилась в туалет. Там она захватила один из двух умывальников, включила сильную струю холодной воды и тщательно вымылась – сначала до пояса, затем до колен, потом по очереди задрала ноги в раковину. Человек пять, стоя у стены с полотенцами, внимательно наблюдали за процедурой.

– Тамарка, – добродушно сказала толстая Рая, – а чего ты жопой в раковину не сядешь?

Ответа не требовалось. Рая, в восторге от своего остроумия, заколыхалась всем мягким телом.

Из туалета Тамара перешла в коридор, на пятачок у телевизора.

Усложненная гимнастика по полной программе. Это зрелище собирало больше зрителей. Тамара, мастер спорта по спортивной гимнастике, не разрешала своим мышцам слабеть и атрофироваться в обстановке душной апатии, коллективной депрессии, под воздействием угнетающих мозг и чувства препаратов. Ее тело – зрелой, сильной, тренированной женщины – за четыре года нисколько не изменилось. Завтрак прошел, как обычно. Тамара отдала свой кусочек сливочного масла толстой Зине, к которой каждый день приходила мама с пирожками, а та опустила в карман халата очередное письмо, которое мать Зины отправит очередному адресату. Так Тамара отправляла «на волю» свои заявления все четыре года.