Последняя песнь Акелы. Книга 3 - [74]

Глава четырнадцатая

Подземелья Лулусквабале, вечер того же дня

– А топают-то, – Поля настороженно посмотрела на приближающее шарканье и задумчиво покосилась на перекошенную ее рывком дверь, – совсем не оттуда, откуда мы пришли… И кого, спрашивается, черти несут?

– Черти не черти, – Алексей, направив ствол винтовки в сторону шагов, отставил лампу вбок и, жутко жалея, что не успевает потушить факелы, отодвинул Полину за ближайший выступ и сам присел за обломком плиты. Напряжённо всматриваясь в шаркающую темноту, Пелевин успел подумать, что почему-то в спину повеяло свежей прохладой. Додумать мысль до конца он не успел: леденя кожу, в затылок уперся срез револьверного ствола.

– E manter as mros а vista e nro estragar* (порт.: А ручки держи на виду и не балуй), – раздался над ухом пропахший чесноком шепот. – Eu nro – desculpe…* (не послушаешь – пожалеешь)

Пелевин раздраженно дёрнул щекой, скосил взгляд вбок и, увидев ещё чьи-то ноги в пыльных, воняющих дёгтем сапогах, аккуратно положил винтовку на пол.

– Вот это правильно, – простужено прохрипел чей-то довольный голос, коверкая слова жутким иберийским акцентом, и откуда-то сзади вышагнул длиннорукий, похожий на гориллу мужик в кожаной безрукавке поверх красной рубахи. – Руки закинь за голову, – ибериец выразительно качнул стволами двуствольного дробовика перед носом охотника и покосился на оскалившегося Бирюша. – И шавку свою угомони. Дёрнется не так – разом всех положу.

Наблюдая, как Пелевин кладет свою шляпу перед Бирюшем и отдает команду охранять, горилообразный охранник довольно осклабился и снисходительно похлопал охотника по щеке. – А теперь замри и даже не дыши, – португалец озадаченно повертел головой по сторонам, обменялся с приятелем выразительными взглядами и, не найдя ответа на мучавший его вопрос, повернулся к самому темному углу комнаты и заорал:

– Dom Pedro! Ramirez, Imbulu! Tudo bem! Vock pode ir!* (Дон Педро! Рамирес, Имбулу! Всё в порядке! Можно заходить!)

В ответ на его призыв стена за саркофагом слегка вздрогнула, окуталась облаком тёмной пыли и бесшумно отъехала в сторону. В оседающем пыльном облаке замаячили расплывчато-жёлтые светлячки масляных и керосиновых ламп, кто-то шумно чихнул, и из проёма, в окружении то ли послушников, то ли бодигардов, вышагнул дон Педро.

– Признаться, вам удалось меня удивить, – проповедник окинул Полину и Алексея пристальным взглядом, сплёл пальцы на животе и уважительно покачал головой. – Даже дважды. Узнав о вашем интересе к истории Лулусквабале, я предполагал, что вы займетесь активными поисками, но что доберётесь до сокровищ раньше меня и представить не мог. Кстати! – португалец взмахнул указательным пальцем, словно дирижёр своей палочкой. – А вы как сюда попали?

– Пришли, блин, – зло дернул щекой Пелевин и с досадой сплюнул на пол. – По дороге из жёлтого кирпича.

Охранник за его плечом, среагировав не столько на движение, сколько на агрессивные интонации в голосе пленника, с силой пнул Алексея в бок и что-то неразборчиво, но грозно пробурчал.

– Не стоит, друг мой, не стоит, – дон Педро движением руки остановил замахнувшегося подручного, подошёл к сундуку и, счастливо скалясь, погрузил руки в золото чуть не по локоть. – Во-первых, мы должны быть им благодарны… – заметив пренебрежительные гримасы на физиономиях подчиненных, португалец укоризненно покачал головой. – Да-да, друзья мои! Благодаря этим estranhos* (чужакам), – он ткнул пальцем в пленников, – мы нашли всё это…

– Благодаря нам? – удивлённо протянула Полина и вопросительно покосилась на траппера. Тот скорчил непонимающую физиономию и недоумённо пожал плечами.

– Вам-вам, – радостно ухмыльнулся дон Педро, удовлетворенно наблюдая за пантомимой пленников. – Ваш приятель, – проповедник небрежным взмахом указал на Пелевина, – попросил моего, – он с признательностью потрепал Имбулу по плечу, – разузнать о местных достопримечательностях. Имбулу великолепно справился с задачей, только сведениями поделился не с вами, а со мной. И вот результат! Мы все здесь! Но, судя по тому, что вы здесь оказались первыми и следов ваших мы не видели, существует ещё какой-то ход… Ну и Бог с ним, – проповедник покосился на груду сокровищ и азартно потёр ладошки. – Итог и так известен…

– А что там «во-вторых»? – Полина прижала руки к груди и попыталась свернуться в клубочек. – Вы сказали, что благодарность – это «во-первых», а значит, должно быть и «во-вторых»…

– Вы правы, дитя моё, – проповедник зачерпнул горсть монет и принялся неторопливо переливать золотой ручеёк из ладони в ладонь. – Есть и «во-вторых», только вряд ли оно вам понравится.

Выдерживая почти театральную паузу, дон Педро начал ссыпать монеты в сундук по одной. Дождавшись, когда последняя из них, звякнув, присоединится к своим товаркам, португалец пристально посмотрел в глаза девушке.

– Во-вторых, encantador* (прелестница), по моему скромному мнению, не стоит делать последние минуты тех, кто обречен, очень уж отвратительными. По крайней мере, запрещать дышать, как требовал мой непоседливый друг, – португалец подмигнул охраннику Пелевина, – это уже излишество. Вам скоро умирать, так что наслаждайтесь воздухом и жизнью, – дон Педро возвел очи горе, немного помолчал и ехидно ухмыльнулся. – По мере возможности.