Последняя песнь Акелы. Книга 3 - [69]

– От те нате! – удивлённо выдохнул Алексей, с чувством хлопнув ладонью по колену. – Мы там, – он мотнул головой в сторону заваленного фруктами стола, – можно сказать, с голоду подыхаем, а они тут!..

Траппер нагнулся и резким движением вырвал из пасти Бирюша остатки окорока. Пёс тоскливо скульнул и с трагизмом во взоре уставился на хозяина. Фея, ошеломлённая моментальным исчезновением пищи из-под носа, втянула ноздрями воздух, перевела недоумённый взгляд с Бирюша на Алексея и, намереваясь вцепиться то ли в окорок, то ли в грабителя, взмыла вверх. Неудачно. Неуловимым взгляду движением траппер выхватил разгневанную кошечку из воздуха и тут же сунул опешившей хозяйке.

– А давай-ка признавайся, дружище, – присев на корточки, траппер приобнял жалобно повизгивающего пса за шею, – а где это ты мясцо спёр?

Бирюш, прислушиваясь к интонации хозяина, вопросительно склонил голову. Осознав, что наказания за самоуправство не последует, пёс коротко рыкнул и, призывно помахивая хвостом, направился к выходу из хижины. Фея, моментально поняв, куда направляется кудлатый друг, деловито посеменила следом. Пелевин и Полина обменялись недоумёнными взглядами и, кусая по очереди изрядно погрызенный питомцами окорок, поспешили за зверями.

Дон Педро не зря назвал свою колонию «Домом Солнца» – иного освещения, кроме солнечного, в ней не водилось. Даже захудалых факелов – и тех не имелось, хотя столбы, предназначенные для их размещения, попадались регулярно. Благо, Бирюш, понимая, что хозяева всего лишь люди и в темноте ориентируются преотвратно, старался из поля зрения не пропадать, через каждые несколько ярдов останавливался и дожидался, пока Лёша и Поля подойдут поближе. Проплутав, таким образом, не менее получаса, вся компания выбрела к торцовой стене какого-то домика. Пытаясь сориентироваться, куда же их завели Бирюш и нелёгкая, Алексей пригляделся к хижине и с чувством сплюнул: стекла в окнах во всём поселении имелись только в одном доме, и он принадлежал дону Педро.

Решив поделиться частью проблемы и, чего греха таить, частью ответственности за принятие решения, Лёша прямодушно поведал Полине о том, чья хибара манит их запретным в общине запахом, и был несказанно удивлён встречным предложением аккуратно забраться в домик и… реквизировать незаконно (если верить правилам общины) нажитое имущество. Несколько опешив от подобного предложения, Алексей сделал вид, что не до конца понимает, о чем девушка ведёт речь, после чего Полина максимально прямолинейно озвучила лозунг: «Грабь награбленное!» и смерила Пелевина вопросительным взглядом, мол, ты идешь или нет? Прошипев сквозь зубы, что поскольку он ранее чужого, кроме как в виде трофеев, не брал, Алексей ехидное поинтересовался у Полины, а есть ли у нее, наследницы русских искателей счастья и греческих контрабандистов, простой и осуществимый план по проникновению в сей домишко. Желательно скрытный и бесшумный. Штурм с применением огнестрельного оружия не предлагать.

Не дожидаясь, пока люди придут к единому мнению, Фея ловко протиснулась между их ногами, подбежала к стене и, призывно мяукнув Бирюшу, резво скрылась в широкой расщелине в фундаменте хижины. Пёс, в свою очередь, вопросительно покосился на хозяина и нырнул в проём вслед за кошкой.

– Ну и долго ты намереваешься памятник изображать? – нетерпеливо прошипела Полина, настороженно вглядываясь в ночную темень. – Того и гляди прибежит кто-нибудь, а он застыл тут как… – подбирая подходящий эпитет, девушка еле слышно щелкнула пальцами, – как… дылда рязанская! – Полина обожгла Алексея повелительным взором и требовательно притопнула ногой. – Лезь давай! Лезь, кому говорю!

– Во-первых, не рязанская, а уральская – полушепотом проворчал Пелевин, встав перед расщелиной на четвереньки и расшатывая плиты по соседству с трещиной. – Я чего тебе, ящерка, что ли, по теснинам сигать? Не-е-е-ет, – траппер, раскачав плиту, с похожим на крик выдохом вырвал её из основания и отбросил в сторону, – че-ло-ве-к… – пытаясь отдышаться, Алексей уперся ладонями в землю, – это звучит гордо… – Траппер до пояса спустился в образовавшуюся яму и повернулся к Полине, – а это вообще звучит?

И с шумом и пылью сверзился вниз. Полина подумала пару секунд и, зажав рукой рот, прыгнула вслед за ним.

– Ты живой? – с явной тревогой и еле слышной дрожью в голосе прокашляла девушка, пытаясь осмотреться в кромешной тьме подвала.

– Вроде, да… – неуверенно, с явным сомнением в собственных словах, откликнулся Пелевин, – по крайней мере, мне так кажется…

– Так коли живой – спичку зажги! – сменив дрожь на злость, шикнула Полина. – Вот навязался же остолоп на мою голову! Вечно тебя всему учить приходится!

– Вот это ни себе чего-о-о-о… – с еле сдерживаемым восхищением протянул Алексей, поводя горящей спичкой вдоль стены, – чего там та Шахерезада про пещеру Аладдина трындела?

Колеблющееся пламя, не желая двигаться дальше, плотно застыло на стволах французских винтовок, составленных в ружейную пирамиду и, словно передавая эстафету, отразилось мимолетной тенью на выпуклом боке масляной лампы. – И это он, – помянув проповедника, словно нечистого, Алексей истово сплюнул на пол и, поводя головой вслед за светом лампы, чуть завистливо вздохнул, – нам про нестяжательство чего-то верещал?