Последняя песнь Акелы. Книга 2 - [12]

— Я для этого и прибыл, сэр, — слегка склонил голову Бёрнхем. — Приказ лорда Робертса был идентичен вашему пожеланию.

— Я рад, что главнокомандующий одного со мною мнения, — удовлетворенно кивнул лысиной Уайт. — Когда вы планируете начать операцию и что вам для этого необходимо?

— Точный список необходимого снаряжения я предоставлю вам несколькими днями позже, — начал было Бёрнхем.

— Несколькими днями! — взъярился Уайт. — А чем, черт побери, вы думаете заниматься эти проклятые дни, пока буры будут кидать бомбы на мой город?!

— Разведкой, сэр, — хладнокровно произнес Фрэнк. — Если мы хотим добиться успеха, а не отважно сложить головы в бесплодной попытке навредить бурам, мы должны все хорошенько разузнать. И когда я буду знать, что, где и как, я приду к вам вновь.

— Вынужден попросить у вас прощения за свой гнев, мистер Бёрнхем, — произнес генерал, впрочем, без особого раскаяния. — Если в данный момент я не могу ничем помочь, то не смею больше задерживать. Передайте дежурному офицеру, что я распорядился расквартировать ваших людей на позициях Первой Бригады Королевских стрелков и поставить на довольствие. Только не рассчитывайте на очень уж обильную трапезу. В городе урезаны продовольственные пайки всем, включая меня.

— С вашего позволения, сэр, я хотел бы привлечь в помощь к своей команде взвод корнета Дальмонта.

— А вы не боитесь, что сей вздорный юнец испортит вам все шоу?

— Я встречался с ним по дороге к вам и смею думать, что из него может выйти толковый офицер. Разумеется, со временем и при надлежащем присмотре.

— Если вам так понравился этот остолоп, забирайте. Я отдам соответствующее распоряжение. А теперь — прощайте до того времени, пока вы не будете готовы избавить меня… нас, от этого исчадия ада.

Понимая, что разговор окончен, Фрэнк кивнул, обозначая поклон, и вышел на улицу.

* * *

— Рад видеть вас живым и относительно здоровым, корнет, — поприветствовал юношу Бёрнхем, когда тот поздним вечером с трудом ввалился в свою палатку. — Я тут немного похозяйничал в ваше отсутствие, но надеюсь, вы не будете в обиде. — Фрэнк повел рукой в направлении заваленного различной снедью стола. — Кстати, а как вас зовут по имени? Меня — Фредерик Рассел, друзья могут называть меня Фрэнком.

— Генри, сэр, — растерянно произнес англичанин. — Генри Фостер Дальмонт, сэр. — И, несколько оправившись от удивления, добавил: — Вы теперь будете воевать вместе с нами, сэр?

— Вопрос поставлен несколько неверно, — усмехнулся Бёрнхем. — Не я с вами, а вы со мной. Сэр Уайт отдал весь ваш взвод мне на растерзание. Так что с завтрашнего утра вам предстоит попасть в ад, по сравнению с которым войнушка с бурами покажется вам забавным приключением. Но это будет завтра, а пока — прошу к столу.

— Прошу прощения, сэр… то есть Фрэнк, — явственно сглотнул слюну Дальмонт, — но с вашего… твоего позволения я бы отнес большую часть этого богатства, — корнет указал на банки с консервами, — своим людям. Нас и раньше кормежкой не сильно баловали, а последние две недели мы новые дырки в поясах чуть не каждый день вертим, сэр. Люди недоедают, а ваш подарок был бы неплохим подспорьем…

Дожидаясь, пока Дальтон распределит «манну небесную» среди своих солдат, Бёрнхем от скуки взял с узкой самодельной койки томик в потрепанном кожаном переплете. Он приготовился прочитать один из тех псалмов, что Дальмонт шептал под обстрелом, но, к его удивлению, на белых плотных листах виднелся не текст библейских откровений или какого-нибудь романа на худой конец, а невзрачные клочки бумаги, аккуратно наклеенные на плотный картон.

— Знаете, Генри, — сказал Бёрнхем, глядя, как мальчишка жадно, но в то же время аккуратно поглощает пищу, — я тут еще немного посвоевольничал, и наткнулся на такую вот вещичку, — он положил на стол удивившую его находку, — мне кажется, что это марки… Но если я прав, то их ведь нужно на конверты клеить, а вы собираете… Или у вас настолько обширная аудитория, что марки для писем нужно запасать впрок?

Дальтон, прекратив жевать, на минуту задумался и, тряхнув головой, ответил вопросом на вопрос:

— Сэр… простите, все никак не могу привыкнуть, Фрэнк, что вы сделаете, если найдете бумажник, набитый ассигнациями?

— Отдам владельцу, конечно, — пожал плечами Бёрнхем, потом, поколебавшись, добавил: — Вот только искать его буду не очень долго и усердно.

— Так вот книжица, которую вы держите в руках, равноценна такому бумажнику. Здесь только часть моей коллекции, самая, признаюсь, ценная. Эти, как выражаются многие, клочки бумаги, испачканные почтмейстерами, никогда не падают в цене. С каждым годом они становятся дороже и дороже, потому что их мало и становится меньше. Обратите внимание на этот экземпляр. Это знаменитый «Голубой Маврикий», в мире их осталось не больше пяти десятков. Ведь только из-за того, что гравер ошибся, почти весь тираж был уничтожен. А оставшиеся экземпляры многократно выросли в цене. Или этот… — Дальмонт любовно погладил картинку, — это александрийская почтмейстерская марка, так называемый Голубой мальчик. Впрочем, Фрэнк, это интересно только коллекционерам. Могу только повторить — подобная коллекция помимо всего прочего неплохое вложение капитала.