Последняя пастораль - [10]

Кажется, ни для кого и никогда это не было так важно — чтобы отозвалась, откликнулась освобождающей дрожью чужая плоть. Как удар молнии, разряд — в воду, в землю, пробуждающий, возвращающий из небытия. Это есть, а уже никогда не будет, поэтому никогда и никому, я знаю, не было и не будет вот так, это последнее, вот это, вот это! — через меня, мной, через нас — последнее на Земле, это последнее, последнее!..

— Делай как ты хочешь, делай! — Отчаянье и мольба. Откинувшись на мои руки, смотрит в небо, в наше круглое, усохшее, как куриный глаз, постоянно сонное небо, и кажется, что от нас, от нас зависит, чтобы оно снова широко распахнулось над Землей.

Надо только, чтобы вспомнила, как это бывает, чтобы вспомнила — Она, Земля. Ты же знаешь, знаешь, знаешь!

По ночам Она сухо и недружелюбно расспрашивала о том, до чего Ей дотянуться мешает, может быть, как раз нетерпение. И всякий раз я Ее упрашиваю, вот как сейчас:

— Не думай, ты об этом не думай!

Сами мы или океан нас заботливо выкатил на мелководье, почти на берег, нас щекочуще опутывают резко пахнущие йодистые водоросли, песок сделал кожу, тела наши жесткими, но нам и хочется, нам надо, сладко быть жесткими, грубыми.

— Пусть, ничего, пусть! — Она покорно улыбнулась, резко, делая себе больно, выдернула свои волосы из-под моих неловких локтей. — Саго! Amore mio![12]

А глаза спрашивают: что, что еще, как я должна? — всматриваясь в меня и в то, как я смотрю на Нее.

— Тебе хорошо?.. — Она уже о себе готова забыть.

Нет, что-то подлое в этом, каждый раз отдельном, сладком забытьи — точно труп пытаешься оживить. Дать, дать Ей дотянуться, не твое, а Ее обмирание сейчас нужно фригидной Земле! Миллиарды лет назад и тоже в таком вот теплом, подогретом вулканами океане зародилась жизнь — не от удара ли молнии?..

— Делай, делай, как тебе лучше, как тебе! Мальчик мой! Ragazzo mio!..

И вдруг что-то случилось, произошло в мире: Она услышала, а я еще нет. Но я вижу Ее побелевшие, вдруг умершие глаза.

…Вселенная, влекомая непреодолимой потребностью быть, длиться, пульсируя упругим светом, сжимаясь через расширение, возвращаясь через убегание, будто позванная кем-то, снова устремилась к точке, породившей ее. Точки-уколы по всей коже!..

— Мальчик, ragazzo mio! Теперь я понимаю: так умирают. Совсем не страшно, это вас и погубило, что не страшно!

7

Если блеск тысяч солнц

Разом вспыхнет на небе,

Человек станет Смертью,

Угрозой Земле.

«Бхагавад-гита».

— Теперь все мы негодяи!

Профессор Бендридж — в момент взрыва первого в истории ядерного устройства.

— Всем приготовиться! Муляж не муляж — сбиваем!

— А если наши?

— Никаких наших! Мы не можем рисковать. Сбиваем всех подряд. На то мы — «Последний удар», «Мстящее небо». Последний удар должен быть за нами. Это — главное.

— Объект исчез.

— Возможно, его и не было. Тень тех, кого уже нет. Как там Земля?

— Черная.

— Ничего, там еще есть где-то наши. Под водой, под скалами.

— Если и наши, то только черные.

— Не понял?

— А обгоревшие все черные. Да и Земля стала негром.

— Уберите от меня этого болтуна! Замолчи, Боб!

— Нет, все это научно-фантастическая белиберда! Бредовый фильм или роман.

— Уберут наконец от меня этого читателя, заставят замолчать? Через десять минут начинаю отсчет времени. Последний. Приготовиться к залпу возмездия! Аппарат первый!

— Готов!

— Второй аппарат! Третий!

— Готов! Готов!

— Слава богу, кончилось наше бегство от всех. Начинаем атаку мы. Вступаем в игру.

— Берегитесь, последние жучки и червячки! Нет, подождите: а Юг долги Северу выплатил?

— Да замолчит он наконец? Тебе не здесь а в конгрессе заседать, среди оплачиваемых болтунов.

— Отзаседались. Ни конгрессов, ни Советов — стерильная планетка. Еще добавим миллиончик градусов — будет совсем как стеклянная. Стерилизуем по первому классу! Интересно, господь бог завел карточки на каждую планету, какие наш док заполняет на нас: количество рентген, бэр, может плодоносить, не может?.. Давно в записи заглядывали? Можете добавить собственной рукой: «Репродуктивность семени — невосстановима, сексуальная составляющая — ниже нормы, мягко говоря». Ни детей от вас, ни удовольствия!.. Интересно, как высоко сюда поднимется сажа? Ночь… Нет, кому повезло с этой войной, так это Югу, так и не выплатил долги!

— Дождешься, Боб, что катапультируем тебя.

— Замолкаю, полковник. Еще лишь словечко. Мой отец говорил: «Когда одолевают мелочи, ухожу побродить по кладбищу». А еще интереснее — полетать над таким вот крематорием. Не хочешь, а станешь философом.

— Надоел! Доктор, полную порцию сна этому конгрессмену. Веселящего, чтобы не заскучал.

— А интересно, они там, на кладбище, под землей, тоже выясняют политические взгляды?.. Простим долги ближним своим… С победой, негодяи! С по…

8

И вот весь город вышел навстречу Иисусу…

Евангелие от Матфея, 8, 34.

Что это с нами? Что произошло? Вдруг поползли, ползем на коленях, Она так даже руки молитвенно простерла. Как будто подхватило нас что-то. Мы лежали на влажном песочке, оглушенные и опустошенные недавней волной, что наконец слила, соединила нас, и вдруг Она подняла голову, приподнялась: «Боже, смотри!» Я тоже глянул, там — человек. Метрах в ста от нас стоит человек и смотрит в нашу сторону. И мы поползли. Чтобы только не исчезло чудо, не растворилось, как мираж.