Последняя отрада - [33]

Тут есть сыроежки, шампиньоны, боровики. Есть тут и мухоморы… О Боже, да ведь они принадлежат к милому семейству шампиньонов, а между тем они, как ни в чем не бывало, стоят себе тут и смертельно опасны. Что за глубина мысли! Отрава, преступник, воплощение профессиональной порочности и в то же время нарядный, блистательный кардинал грибов! Я отламываю от него кусочек и жую его, он вкусный и тает на языке, но, так как я трус, то я выплевываю его. Ведь в былое время яд мухоморов лишь опьянял людей. А на заре нашего времени мы умираем от волоска в горле.

Солнце постепенно садится. Вдали на горном кряже пасется скот, но теперь он направляется домой. По звону колокольчиков я слышу, что он уже спустился в низину. Раздается тонкий звон и низкий, а иногда колокольчики звонят сразу так гармонично, что в этом звоне получается какой-то смысл, какая-то аллегория, это выходит прелестно.

А как отрадно смотреть на былинки, на маленькие цветочки и мелкие растения. На том месте, где я лежу, рядом с моей головой стоит маленькое стручковое растение, оно имеет какой-то особенный сосредоточенный вид, несколько зерен выпячиваются из стрючка… О, Господи, да ведь это растеньице готовится быть матерью! Оно переплелось с сухой веткой, и я освобождаю его от нее. Его пронизывает живая жизнь, солнышко наконец-то согрело его сегодня и призвало к исполнению своего назначения. О, что за прелестное, маленькое чудо!

Солнце закатывается, повеял ветерок, лес сладко и глубоко вздыхает и склоняется… Наступил вечер.

Я остаюсь лежать на своем месте еще целый час, или два, птицы уже давно успокоились, спускается непроницаемый и мягкий мрак… Я встаю и направляюсь домой ощупью, шаг за шагом, держа перед собой вытянутые руки, пока не выхожу на луг, где немного светлее. Я шагаю по разбросанному сену, оно жесткое и черное, и мои ноги скользят, потому что оно совсем гнилое. Когда я дохожу до домов, навстречу мне вылетает летучая мышь, она летит совсем беззвучно, словно крылья ее из пены.

Каждый раз, когда она пролетает мимо меня, по моему телу пробегает холодная дрожь. Вдруг я останавливаюсь.

Предо мной появился человек, его фигура вырисовывается на стене нового дома. На нем плащ, он напоминает дождевой плащ комедианта, но во всяком случае это не сам маленький комедиант. Вот человек вошел в дом, ну да, тактаки и вошел прямо в дом. Это Солем.

«Ведь она спит в этом доме,- думаю я,- ну так что ж? Она одна в этом большом доме, фрекен Торсен там совсем одна. Прекрасно. И вот туда вошел Солем».

Я стою, где остановился, и жду, чтобы быть наготове, если бы понадобилась моя помощь. Ведь я человек, а не чудовище какое-нибудь. Проходит некоторое время. Он даже не старается держать себя тише, я слышу, как он поворачивает ключ в двери. Ну вот, теперь раздаётся крик… Чу! Но я ничего не слышу, ровно ничего; слышно, как передвинули стул, а больше ничего, ни разговора, ни спора… ну…

Но, Господи, ведь этот Солем способен на все! Он чего-нибудь добивается, он не даром пошел к ней, он способен прибегнуть к насилию над ней! Не постучать ли мне в окно? Постучать… но зачем? Ведь стоит ей только крикнуть, как я буду возле нее, клянусь! Криков не слышно.

Часы бегут, я сел, я все стерегу. Само собою разумеется, я не уйду восвояси и не покину беззащитное существо. А часы идут, один за другим. Там, в новом доме, происходит основательная история, не какие-нибудь пустяки, нет… Вот скоро уже и светать начнет.

Вдруг мне приходит в голову, что он убьет ее, что он, может быть, уже убил её. Меня охватывает страх, и я собираюсь встать,- но тут снова раздается звяканье ключа в замке, и в дверях появляется Солем. Он и не думает обращаться в бегство, он спокойно возвращается той дорогой, которой пришел, он идет к моему крыльцу, там он вешает плащ комедианта на то место, где он раньше висел, а затем снова выходит на двор. Но теперь он голый.

Под плащом на нем ничего не было надето. Неужели это возможно? Отчего же нет никаких препятствий, ничего стесняющего, великолепная нагота! Солем обдумал все основательно. А теперь он идет, в чем мать родила, по двору и проходит те несколько шагов, которые разделяют его от его каморки.

Ах, уж этот Солем!

Я сижу и размышляю, стараюсь прийти в себя и собраться с силами. Что случилось? В новом доме продолжает царить тишина, но, по-видимому, фрекен не умерла, я делаю этот вывод уже по тому, что Солем совершенно спокойно ушел в свою каморку, зажег там свечу и улегся спать.

У меня отлегло от души при мысли о том, что она жива, я ободряюсь, мною овладевает излишняя отвага: если только он осмелился убить ее, думаю я, то я донесу на него. Ему не будет пощады. И тогда я уж зараз обличу его в ее смерти и в смерти адвоката. Я пойду дальше, заодно я донесу и на вора, с которым мне пришлось столкнуться зимой, на того самого, который украл свиной бок у торговца и который продал мне пакет табаку из своего мешка. Да, уж тогда я не буду молчать, нет, довольно…

ГЛАВА XXIV

Утром Солем пришел в кухню, поел, получил расчет от Поля, а также от женщин, и вернулся в свою каморку. Он не спешил, время было уже не раннее, но он, не торопясь, тщательно завязал свой мешок, прежде чем отправиться в путь. Уходя, он несколько замедлил шаг и посмотрел в окна нового здания, проходя мимо него.