Последняя ночь у Извилистой реки - [41]

За мокрым ветровым стеклом «понтиака» повар увидел худенькое личико сына. «Боже, дай мне времени», — взмолился Доминик. Дэнни сидел на пассажирском месте. Он не терял веры в отца: он знал, что отец благополучно вернется из дома констебля Карла и поведет машину.

Под «временем» хромой Доминик Бачагалупо подразумевал не только время, необходимое для их бегства из поселка. Ему требовалось время, чтобы стать хорошим отцом для его драгоценного сына; время, чтобы дождаться, когда сын станет мужчиной. Повар молил о таком количестве времени, хотя не представлял, как убедить в этом Бога.

Живой и невредимый, Доминик уселся на водительское место. Дэнни вдруг заплакал.

— Я вслушивался… в выстрел, — всхлипывал он.

— Возможно, однажды ты его и услышишь, — сказал повар, обнимая сына.

— Мы расскажем Кетчуму?

Повар содрогнулся, осознав вырвавшиеся у него слова. Хорошо, если Дэнни пропустил их мимо ушей.

— У нас нет времени. Пора ехать.

Медленно, словно длинный катафалк, красно-коричневая «полудеревяшка» двинулась по трелевочной дороге, оставляя поселок позади. Они ехали на юг, иногда на юго-восток. Извилистая то выныривала из рассветного тумана, то снова скрывалась из виду. Становилось все светлее. Ближайшим пунктом назначения была плотина. А дальше? Куда бы они ни двинулись, вначале им все равно придется выехать на шоссе 16, тянущееся вдоль Андроскоггина с севера на юг.

Количество времени в ближайшем будущем повара и его сына определялось тем, что они найдут возле плотины Покойницы и как долго им придется там пробыть. Доминик надеялся, что не слишком долго.

— Мы что, вообще никогда не расскажем Кетчуму? — нарушил молчание Дэнни.

— Обязательно расскажем, — ответил повар, хотя он и не представлял, как рассказать об этом Кетчуму, чтобы дать ясную картину и не наговорить лишнего.

Ветер прекратился. Дождь постепенно редел. Липкая грязь дороги была исполосована следами шин. В водительское окно светило появившееся солнце, создавая у Доминика Бачагалупо светлый (хотя и не слишком реальный) взгляд на будущее.

Каких-то несколько часов назад повара больше всего волновали поиски тела утонувшего Эйнджела: найдут ли они тело и как зрелище повлияет на его любимого Дэниела. За это время его любимый сын ненароком убил свою обожаемую няньку, и им вдвоем стоило огромных усилий перевезти и перенести грузное тело Индианки Джейн к возможному месту ее упокоения.

Что бы они ни обнаружили возле плотины Покойницы, неужели зрелище находки еще способно их шокировать? (Стресс, испытываемый поваром, заставлял его называть плотину ее зловещим именем.)

Красно-коричневая «полудеревяшка» подъезжала к Понтукскому водохранилищу. В воздухе замелькали чайки. Хотя Понтук находился более чем в ста милях от берега океана, над Андроскоггином всегда кружились чайки. Для них это была большая вода.

— У меня в классе есть парнишка. Хэлстед его фамилия, — нервозно проговорил Дэнни.

— Кажется, я знаю его отца, — отозвался повар.

— Папаша ударил его по лицу ботинком. Кетчум в таких ходит. И другие сплавщики. У них еще подошва шипами утыкана. У сына вмятины на лбу остались.

— Тогда это точно Хэлстед, о котором я подумал, — сказал Доминик.

— Кетчум говорил: старшему Хэлстеду нужно вставить в зад опилочный рукав и включить воздух, чтобы этого толстого поганца раздуло.

— Кетчум предлагал такой рецепт для многих задов.

— А ведь тебе будет очень не хватать грубых шуток Кетчума, — отрешенно произнес Дэнни.

— И тебе их будет не хватать. Жутко не хватать.

— Кетчум говорил: у тебя никогда не получалось по-настоящему высушить тсугу, — все в той же дерганой манере продолжал Дэнни.

Повар понимал: мальчишка на пределе. Столько пережить и теперь ехать в полную неизвестность. Возле плотины Покойницы ему предстоит увидеть труп еще одного знакомого человека. Но сильнее всего Дэнни пугает дальнейшая жизнь.

— Тсуга хороша для постройки мостов. Там слишком сухого дерева не требуется, — возразил Доминик.

— Цепляй вагу[28] как можно ближе к грузу, — сказал Дэнни. Он извлекал из памяти отрывочные, бессвязные фразы. — На Успешном пруду чертова пропасть бобров.

— Ты так и будешь всю дорогу цитировать Кетчума? — спросил повар.

— Всю дорогу… куда? — насторожился мальчишка.

— Пока не знаю.

— Бревна твердых пород плавают не ахти, — совершенно не к месту произнес Дэнни.

«Да, а бревна мягких пород плавают очень хорошо и почти у самой поверхности», — подумал повар. Когда Эйнджел провалился, сплавляли бревна мягких пород. При ветре, что дул минувшей ночью, самый верхний слой бревен перевалил через заграждение. Их теперь вертит по водосливам вдоль обоих берегов плотины. «Бревна-шатуны» в основном еловые и сосновые. С ними не очень-то вытащишь тело Эйнджела из водной воронки. Все водные слои: и те, что неслись вдоль берегов, и более медленные в запруде лесопилки — зависели от плотины. Если повезет, они найдут тело Эйнджела где-нибудь на мелководье.

— Кто вообще может бить своего сына шипованным ботинком в лицо? — спросил Дэнни.

Он сам напоминал плотину, которая вот-вот прорвется.

— Негодяи, Дэнни, есть везде. Но этого негодяя мы больше не увидим.