Последняя ночь у Извилистой реки - [207]

— Люпита, можно вас попросить вычистить холодильник? Просто выбросите все вон.

Мексиканку было трудно чем-либо удивить, но сейчас Люпита застыла на месте и некоторое время стояла неподвижно. Придя в себя, она открыла дверцу холодильника и убедилась, что внутри совсем чисто (она недавно там убирала). Продуктов внутри почти не было. (Они появлялись, лишь когда Дэнни приглашал гостей, а такое на памяти Люпиты было за это время всего один или два раза.)

— Нет, я имел в виду — вычистить снаружи. Отдерите все эти листочки и выбросите их.

Здесь недовольство Люпиты сменилось беспокойством.

– ¿Enfermo? — вдруг спросила мексиканка.

Ее полная рука коснулась лба писателя. Лоб был вполне холодным.

— Нет, Люпита, я не заболел, — успокоил ее Дэнни. — Мне просто надоело отвлекаться на посторонние вещи.

Люпита знала: предрождественские и рождественские дни — тяжелое время для писателя, который далеко не мальчик. Рождество тяжело для всякого, кто потерял родных: в этом Люпита не сомневалась. Она немедленно принялась выполнять просьбу Дэнни. (Люпита даже обрадовалась возможности прервать его кухонные писания, поскольку он работал в неположенном месте.) Уборщица охотно содрала все листочки с дверцы и стенок холодильника. Сложнее было удалить скотч: здесь Люпита пустила в ход собственные ногти. Оставалось вымыть холодильник снаружи бактерицидной жидкостью, но это она успеет и потом.

Вряд ли мексиканка догадывалась, что вместе с бумажками сдирает целый пласт навязчивых мыслей Дэнни о том, как отнесся бы Кетчум к тем или иным ошибкам Буша в Ираке. Но она оказалась проницательнее и сообразила: здесь что-то большее, чем «отвлечение на посторонние вещи». Сам писатель думал о том, что этим шагом он хотя бы немного освободится от злости, испытываемый по отношению к «стране его прежнего проживания».

Кетчум называл Америку погибшей империей, а американцев — исчезнувшим народом. Дэниел Бачагалупо не знал, справедливо ли так говорить (по крайней мере, в данное время). Но как писатель, он знал: для него Америка действительно стала бывшей страной. С момента переизбрания Буша на второй срок Дэнни понял, что Америка для него потеряна; отныне он — сторонний наблюдатель, живущий в Канаде и намеренный жить здесь до конца своих дней.

Пока Люпита возилась с холодильником, Дэнни пошел в спортзал и оттуда позвонил в ресторан «Поцелуй волка». Как всегда по утрам, голос Патриса, записанный на автоответчик, предложил ему оставить сообщение. Дэнни неторопливо и подробно изложил свою просьбу. Он просил зарезервировать ему столик на все вечера, пока Патрис и Сильвестро не закроют ресторан на рождественские каникулы. Люпита была права: с некоторых пор Рождество приносило ему одни потери. Сначала гибель Джо, оборвавшая веселые рождественские поездки в Колорадо. Потом гибель отца, застреленного Карлом сразу после Рождества. А через год он лишился и Кетчума. Теперь предрождественские и рождественские дни не сулили ему ничего, кроме тяжких воспоминаний.

Дэнни не был Кетчумом; он даже не был «как Кетчум», хотя писатель иногда старался подражать старому сплавщику. О, до чего усердно он старался! Но это не было его работой, если понимать слово «работа» так, как понимал Кетчум. Работой Дэнни было писательство, и Кетчум это понял намного раньше самого Дэнни.

— Как писатель, ты должен совать нос во все поганое и тошнотворное и не морщиться, а давать полную волю своему воображению, — так однажды сказал ему Кетчум.

Дэниел Бачагалупо старался это делать. Если писатель не мог быть Кетчумом, он мог хотя бы сделать этого человека героем своего романа. Но разве это просто — превратить Кетчума в героя?

— Писателям, Дэнни, полезно знать, как тяжело иногда умирают, — сказал Кетчум, когда Дэнни пришлось выпустить три патрона, чтобы уложить своего первого оленя.

«Черт побери, я уже тогда должен был бы догадаться, что имел в виду Кетчум», — думал писатель в то утро, когда Люпита, отчистив холодильник, лихорадочно наводила порядок во всем доме. (Да, он должен был бы догадаться.)

Глава 17 Исключая Кетчума

Дэнни чувствовал: Кетчум что-то задумал. Точнее, он догадывался, что именно, но не представлял себе, как это произойдет. Разъяснение писатель получил неожиданно. Впрочем, не то чтобы разъяснение. Скорее, некоторую ясность. И произошло это в ноябре 2001 года, когда в соседней Америке отмечали День благодарения. В тот вечер Дэнни ужинал в «Поцелуе волка» с женщиной, которая была их с отцом семейным врачом. Отношения между писателем и этой женщиной не были интимными, но их связывала серьезная дружба. Являясь поклонницей его творчества, она написала ему письмо (тогда Дэнни еще жил в Штатах). Между ними завязалась переписка. Когда он переехал в Торонто, они достаточно быстро сблизились.

Женщину звали Эрин Рейли. Она была почти ровесницей Дэнни: двое взрослых детей, которые уже сами стали родителями. Не так давно муж бросил Эрин, уйдя к ее секретарше.

— Мне давно следовало догадаться, — с философским спокойствием рассказывала доктор Рейли. — Та особа и мой муж по сто раз на дню спрашивали меня, все ли со мной в порядке.