Последняя ночь «Титаника» - [8]

А наверху, на мостике, капитан Смит пытался на основании отрывочных сведений представить себе общую картину бедствия. Никто на судне не был более компетентен для выполнения этой задачи, чем он сам. Имея за плечами 38-летний стаж службы в компании «Уайт Стар Лайн», Смит являлся не просто старейшим капитаном. Это был бородатый патриарх, которого одинаково почитали как члены экипажа, так и пассажиры..Им нравилось в нем абсолютно все — в особенности поразительное сочетание твердости характера и светскости манер. Качества эти как нельзя лучше проявлялись в его отношении к сигарам.

— Сигары, — рассказывала его дочь, — были для него наслаждением. Когда он курил, в его комнате позволялось присутствовать лишь тем, кто мог сидеть абсолютно тихо, чтобы клубы дыма над головой отца оставались неподвижными.

Капитан Смит был прирожденный руководитель. Дойдя до рулевой рубки сразу после того, как произошло столкновение с айсбергом, он задержался там лишь настолько, насколько было необходимо, чтобы побывать на правом крыле мостика и посмотреть, все ли еще виден айсберг. Капитана сопровождали его первый помощник Мэрдок и четвертый помощник Боксхолл; в течение нескольких мгновений все трое пристально вглядывались в ночную тьму, и Боксхоллу показалось, что он видит вдали за кормой темные очертания айсберга, но полной уверенности не было.

После этого приступили к делу. Капитан Смит послал Боксхолла оперативно обследовать состояние судна. Через несколько минут тот вернулся и доложил, что прошел в нос судна до конца пассажирских помещений третьего класса и не обнаружил признаков повреждений. Это были последние добрые вести, полученные капитаном в эту ночь.

Все же беспокойство не оставляло капитана Смита, и он приказал Боксхоллу:

— Ступайте вниз, разыщите плотника, и пусть он проверит обшивку.

Не успел Боксхолл спуститься с мостика по трапу, как его чуть не сбил с ног мчавшийся наверх судовой плотник Дж. Хатчинсон. Протиснувшись мимо Боксхолла, он, задыхаясь, сообщил:

— Большая течь!

По пятам за плотником спешил почтовый служащий Яго Смит. Он тоже направлялся к мостику и, проходя мимо Боксхолла, выпалил:

— Почтовый трюм быстро затопляется!

Следующим появился Брюс Исмей. Он напялил поверх пижамы костюм, надел суконные комнатные туфли и поднялся на мостик выяснить, не случилось ли чего-нибудь такого, о чем полагается знать владельцу пароходной компании. Капитан Смит сообщил ему о столкновении с айсбергом. Исмей спросил у него:

— Вы считаете, что судно получило серьезные повреждения?

Капитан помолчал и потом медленно произнес:

— Боюсь, что так.

Скоро они узнают об этом наверняка. Послали за Томасом Эндрюсом, директором-распорядителем построившей «Титаник» верфи «Харланд энд Вулф». Как строитель «Титаника» Эндрюс находился на борту в качестве наблюдателя, чтобы потом исправить недостатки, выявленные в ходе первого рейса судна. Эндрюс являлся, несомненно, единственным на «Титанике» человеком, который мог полностью понять всю степень серьезности сложившейся ситуации.

Это был удивительный человек. Как судостроитель он, разумеется, разбирался в мельчайших деталях устройства «Титаника». Но этим его характеристика не исчерпывается. Ничто для него не было чересчур большим или слишком незначительным, на все обращал он внимание и, казалось, мог предугадать, каким образом судно будет реагировать на любую ситуацию. Суда он понимал так, как некоторые знатоки понимают лошадей.

Так же хорошо он разбирался и в людях. Все они обращались к Эндрюсу со своими проблемами. Вчера это мог быть первый помощник капитана Мэрдок, распоряжение которого отменил старпом Уайлд. В другой раз к нему, как к верховному арбитру, могли обратиться две рассорившиеся между собой стюардессы. В описываемый вечер шеф-пекарь Чарлз Джуфин испек ему особый каравай хлеба.

До сих пор работа Эндрюса на борту «Титаника» шла свои чередом. Весь день-деньской он бродил по судну, исписывая целые тома заметок. Каждый вечер в 18.45 он переодевался к обеду и, как правило, садился за стол к пожилому доктору О'Локлину, судовому врачу, который тоже пользовался авторитетом у стюардесс. Затем Эндрюс возвращался в свою каюту A-36, заваленную чертежами, таблицами и синьками. Там он обычно составлял сводку своих замечаний и вырабатывал рекомендации.

Сегодня вечером его занимали обычные вопросы: неполадки в гладильном прессе на камбузе ресторана, слишком темная окраска гальки, нарисованной на личных прогулочных палубах, чрезмерное количество шурупов на вешалках для шляп в каютах. Кроме того, возник план переоборудования части салона-читальни в две каюты. Салон-читальня первоначально планировался отчасти как помещение, куда дамы могут удаляться после обеда. Но шел XX век, и дамы больше не желали оставлять мужчин за столом одних. Ясно, что можно было обойтись меньшим помещением для салона-читальни.

Полностью поглощенный работой, Эндрюс едва ли заметил происшедший толчок и оторвался от своих чертежей только после того, как посыльный от капитана сообщил ему, что его ожидают на мостике.

Через несколько минут Эндрюс и капитан Смит совершали обход судна — вниз по трапу для экипажа, чтобы привлекать к себе поменьше внимания, по лабиринту проходов в нижних частях судна, мимо корта для игры в сквош, где вода подступала уже к штрафной черте, нанесенной на торцевой стенке.