Последняя ночь любви. Первая ночь войны - [14]

Тут Нае Георгидиу еще раз доказал свою сообразительность. Саксонский завод продавал сырье только с оплатой при отправке, и все старания нашего представителя были напрасными. Наконец было решено, что в тот момент, когда мой зять вместе с коммерческим директором завода пошлет телеграмму, что груз отправлен пароходом, наш завод подпишет чек их представителю в Бухаресте. Это было единственной уступкой.

Когда пришла телеграмма, Нае Георгидиу был в Палате и попросил немецкого представителя, который позвонил ему по телефону, чтобы он зашел к нему в контору на следующий день.

— Ведь один день ничего не значит, не правда ли, господин Циглер?

— Ох, господин депутат!.. Можно ли?..

На следующий день господин Циглер пришел в контору в указанный час, но Лумынэрару отсутствовал, а я не имел права подписываться за него.

Господин Циглер, нервно протирая очки, спросил, где же может находиться господин второй директор.

— Где он может быть?.. За бабами увивается... Вы и представить себе не можете, что за старая свинья этот Лумынэрару... Что с него возьмешь, он ведь в молодости был церковным служкой...

Господин Циглер улыбнулся; при второй шутке депутата он засмеялся. Партия была выиграна.

— Вы видите теперь, уважаемый, что вчера волновались напрасно? Я же говорил вам, что день-два опоздания ничего не значат.

Господин Циглер пожалел, что вчера несколько погорячился; с такими порядочными людьми, думал он, можно будет еще делать дела; и он любезно извинился.

— Но, господин депутат... Ни одной минуты... Увы... Знаете... такова торговля. Нам как раз надо платить Сисковицу... я получил распоряжение из нашего управления.

— Сисковицу? Именно ему?

— Да... ведь вы же знаете евреев, от них никуда не денешься.

— Простите, но Сисковиц утверждает, что он лишь наполовину еврей.

— ?!

— Ну да, он говорит, что с тех пор как женился на крещеной, он еврей только наполовину.

Все посмеялись. Нас Георгидиу предложил немцу сигарету «Александра» — из тех, что не поступают в продажу, и сладким голосом спросил у кредитора:

— У вас есть дети, господин Циглер?

— Есть, господин депутат, у меня два мальчика и девочка, — скромно, но с внутренней гордостью ответил тот.

— Браво. И большие?

— Девочка в пансионе в Вене, она в шестом классе, кроме того, учится играть на рояле...

— Ах, она увлекается музыкой... Браво... И талантлива?

— Профессор Зауэр говорит, что она добьется больших успехов, если станет прилежно заниматься. Она музыкальна.

— Браво... Как приятно иметь дочку, которая умеет играть на рояле. Видите ли, господин Циглер, я считаю, что ничто так не возвышает человека, как музыка. В наше материалистическое время, когда люди думают только о своем желудке, это просто божий дар. Ну а мальчики?

— Они учатся здесь, в евангелической школе, один в третьем классе, другой — в пятом. — И господин Циглер, который с увлажнившимися глазами слушал хвалы музыке, стал радостно, со всеми подробностями рассказывать о талантах и спортивной одаренности своих отпрысков.

Уже совсем поздно он вернулся к цели своего посещения и высказал опасения по поводу таможни.

— Ну, с таможней мы все уладим... — сказал наудачу Нас Георгидиу.

— Вы были в министерстве финансов? Договорились?

— Нет... но мы поступим, как мужик из анекдота.

— Не знаете, как поступил мужик из анекдота? Таможенник у него спрашивает: «Что это у тебя в мешке?» — «Да чего? Кроличий корм». — «А ну, развяжи мешок». Мужик развязывает мешок, и таможенник обнаруживает в нем табак. Он грозно смотрит на мужика: «Так это у тебя кроличий корм? Это у тебя кролики едят?» А мужик плечами пожимает: «Это ихнее дело, я им это даю жрать»...

Посыпались еще анекдоты, вопросы, расспросы.

Но вот беда: слово за слово — время прошло, и кассир ушел домой, заперев чеки в сейф. Господин Циглер удивлен, такого с ним никогда не бывало; но господа так любезны... Тем не менее представитель считает своим долгом их уведомить, что он будет телеграфировать на таможню, чтобы груз задержали.

На следующий день он еле смог поймать Нае Георгидиу по телефону дома в обеденный час. Депутат был донельзя возмущен:

— Господи Боже мой, да что же это, судррь, вы мне и поесть спокойно не даете? У меня рыба в горле застряла, а вы хотите, чтобы я с вами разговаривал по телефону! — И он раздраженно швырнул трубку.

На второй день из Берлина пришла телеграмма, что экспорт меди запрещен и груз реквизирован в пути. Миллион лей был спасен. Чтобы поездка в Берлин не оказалась напрасной, мой зять привез большую партию шпулек.

Но нам все настоятельней грозила опасность закрытия завода, теперь основное бремя легло на меня.

Сын депутата тяжело заболел туберкулезом кишечника или чем-то в этом роде, и отец отходил от его постели только для того, чтобы ездить по докторам и умолять о дополнительных визитах, потому что «ему очень плохо».

Лумынэрару был занят работами у себя в имении — стояло начало марта — и появлялся на заводе все реже и реже. Последнее время он начал печатать в крупной экономической газете серию статей о валюте, что несомненно отнимало у него много времени. Он высказывал мрачные пророчества относительно предстоящего всеобщего падения валюты.