Последняя ночь детства - [3]

Как сегодня помню тот вечер. Душный такой вечер, июльский. Очень приятно пахло цветами того дерева с серебристыми листьями - никак не могу запомнить, как оно называется. Звезд не было видно, и луны тоже. Она перестала напевать. И теперь мы все трое молчали. Потом прилетела эта проклятая сова, усе-лась на дерево - ни дерева не видно в темноте, ни совы - и начала противно стонать. Пришел мельник Садых и сказал, что не к добру кричит эта сова каждую ночь, а он, Садых, никак не соберется прикончить ее из двустволки. И начал рассказывать страшные истории про сову и скелет. Но никто его в этот вечер не слушал.

Потом она пошла в комнату собирать вещи. Автобус ходил в город в половине шестого утра. Она быстро уложила все ве-щи - их у нее немного было - и вдруг сказала, что куда-то подевала свой платок, тот самый, географический. Мы все стали вспоминать, где она могла его оставить, и решили, что она его оставила на кладбище днем, когда мы возвращались из селе-ния... Она сказала, что утром зайдет перед отходом автобуса на кладбище и найдет его... Потом Садых спросил, не нужно ли ей утром помочь отнести в селение вещи. Она вышла на порог от-ветить ему и вдруг спросила, где Тимка. Тимка и вправду куда-то исчез. Только что был здесь, а теперь его нет.

Она сказала, что, наверное, Тимка пошел на кладбище за ее платком. Я тоже так подумал, хоть и знал о том, что Тимка боится даже проходить ночью мимо кладбища. Но все-таки я тоже подумал, что Тимка пошел на кладбище. До сих пор не-понятно мне, почему я так подумал. Мельник Садых засмеялся и сказал, что он не знает в Пиршагах ни одного мужчину, который мог бы пойти на это кладбище ночью. Даже начальник милиции не пойдет ночью на кладбище. А уж про Тимку, про этого ре-бенка, и говорить нечего.

Она ему не ответила и пошла по дороге к кладбищу, а мы с Садыхом за нею. Садых шел и ворчал, что все это ни к чему, а если даже Тимка сдуру и пошел на кладбище, то уже все равно умер от разрыва сердца. Я видел, что Садых ужасно боится.

Она сперва шла шагом, а потом побежала. Мы за несколько минут добежали до кладбища.

Вышла луна. И теперь чинары у входа и надгробие отбрасы-вали на белый песок черные тени. Тихо. Только сверчки звенели и песок скрипел под ногами...

Мы зашли за ограду, прошли несколько шагов и вдруг у склепа увидели Тимку, и не одного - перед ним стояла какая-то высокая тень. Это нам тогда показалось, что это тень.

Тимка о чем-то спокойно разговаривал. И вот тут-то раздал-ся страшный крик - это закричал Садых и бросился стремглав за кладбищенскую ограду.

Мы подбежали к Тимке и видим, что он разговаривает с Таиром. Оказывается, Тимка пришел на кладбище, нашел пла-ток и уже собрался уйти, как его кто-то окликнул. Тимка обер-нулся и увидел, что со склепа спускается худая длинная тень... Это конечно, был не скелет, а Таир, который каждую ночь приходил ночевать на кладбище. Вот где он, оказывается, пропадал по ночам...

Тимка подошел к нам и отдал ей платок. Наверное, это при свете луны он казался таким бледным. Она взяла платок и ничего не сказала.

Как всегда, домой мы шли втроем, а сзади топал Таир и что-то лопотал непонятное... Куда так быстро исчез Садых, мы так и не узнали.

Мы подошли к ее дому и стали прощаться.

Она положила руки Тимке на плечи и поцеловала - сперва его, а потом меня.

- Вы будете хорошими, смелыми людьми! - сказала она нам.

Но я чувствовал тогда, что она говорит это Тимке, одному Тимке.

Мы ушли...

Ночью я проснулся оттого, что услышал, как плачет Тимка. Я никогда раньше не слышал, чтобы он плакал. Даже когда в прошлом году его укусила змея и нога его опухла и стала толстой, как бревно, даже тогда он не плакал... Утром она уехала. А Садых говорил всем в Пиршагах, что он в жизни не встречал такого смелого человека, как Тимка.

1967