Последняя надежда творцов - [5]

Он представил это и услышал позади себя глухой звук падения. Опасаясь очередного подлого удара, Юрий медленно обернулся.

Следователь лежал навзничь, раскинув руки с пожелтевшими от табака пальцами. В его правой глазнице торчала ручка-стилет. Чернила подтекали из пера, смешиваясь с кровью.

Юрий был настолько ошеломлен, что мысли не слушались его. Он вскочил со стула, вновь сел, охватил голову руками. Что делать? Он пропал! Сейчас кто-нибудь зайдет сюда… В кабинете их двое, один убит. На ручке отпечатки пальцев Юрия. Что делать?!

Юрий кинулся к двери — и остановился. У выхода — пост, в коридорах — сотрудники НКВД. Окно кабинета закрыто решеткой.

Он заметался по кабинету, охваченный животным ужасом. Бежать! Но как? Куда? Юрий не знал, что следователь должен подписать пропуск на выход — он впервые оказался в подобном учреждении. Но инстинкт подсказывал, что препятствий на пути не избежать.

"Я мышка, маленькая серая мышка", — шептал он, проходя мимо равнодушного дежурного на посту. Тот даже не повернул головы и не поднял глаз.

На улице солнце ослепило его, но яснее от этого не стало. Наверное, он производил странное впечатление на прохожих своей бледностью и растерянным видом. Но Юрий этого не осознавал, а может быть, и выглядел он относительно нормально. Ноги понесли его к вокзалу.

В состоянии испуга человек стремится туда, где он раньше чувствовал себя в безопасности. Это хорошо известно полициям всего мира — потому они успешны в своих поисках. Юрий этого не знал, и поступал как обычный беглец. Он вспомнил свой дом и направился к Курскому вокзалу.

Мелькнула мысль: позвонить в общежитие, Марине, но ее он сразу отбросил. В памяти всплыли глухие намеки однокурсников на прослушивание телефонов, на густую сеть осведомителей НКВД — не всему он верил и сейчас, но…

Лучше перестраховаться. Пусть Марина узнает, что он вынужден скрываться, от Лидки Ветровой. То, что они с Мариной знакомы, знал только Юрий. А его знакомство с Лидой мало кому известно. Решено. Из Орла он напишет Лидке, и она все передаст Марине.

В кармане звенела какая-то мелочь, но брать билет Юрий не собирался. Дойдя до товарной станции, он отыскал готовый к отправке грузовой состав, забрался на платформу с новенькими тракторами и ничком свернулся на полу кабине одного из них.

Мирный звук молотка обходчика, проверяющего буксы, понемногу вернул его рассудок к осознанию действительности. Итак, его теперь обвинят в убийстве, которого он реально не совершил. Никаких шансов на оправдание у него нет. До Орла он, предположим, доберется, но что делать дальше? Прежде всего, раздобыть немного денег, чтобы добраться до бабки. Поезда туда не ходят, и вообще деревня глухая. Это и к лучшему, можно будет какое-то время отсидеться. А потом? Ладно, успокаивал он себя, нет не решаемых проблем. Страна необъятна. Неужели он не затеряется? Главное, не надо отчаиваться. Конечно, на врачебной деятельности придется поставить крест. Марина?… Что-нибудь со временем придумаю, решил Юрий.

Состав мерно отсчитывал рельсы, долго простоял в Туле, еще дольше в Скуратово. Кондрахину в голову лезли непрошенные вспоминания…

Вот он заклеивает своей подслеповатой бабке икону Николая Угодника портретом Маркса, а та продолжает истово молиться не заметив подмены. И отцовский подзатыльник в награду, с наукой: не мешай другим жить, как они хотят. Вот он, мальчишкой, отрезал кошке половину хвоста — и как же его били соседские мальчишки, которые ту кошку прикармливали. Зачем он тогда это сделал? И сам не знает… Боже, как много сделано того, за что теперь мучительно стыдно!

В Орел прибыли уже поздно вечером.

Юрий спрыгнул загодя, когда поезд замедлил ход. До родительского дома Кондрахин добрался в считанные минуты — хотя бы предупредить, что он попал в беду. Его угнетало, что отец, скорее всего, сочтет его виновным. Но перехватить хотя бы пару рублей — в его положении совсем не лишнее. И совершенно не возникала мысль — в силу жизненной неопытности и шока, в котором он до сих пор пребывал, в какое двусмысленное положение он ставит всю родню одним только фактом появления здесь. Еще издали он заметил призывно светящееся окошко на кухне: родители любили чаевничать вечерами. Юрий приблизился к палисаднику, обдумывая, войти в дверь или постучать в окно. В этот миг сильные руки крепко схватили его с двух сторон, а в лицо уперся луч карманного фонарика.

— Он, — сказал голос из темноты.

Зажатый в "воронке" между двумя конвоирами, Юрий наконец-то вспомнил о допущенной им досадной оплошности. В московском кабинете следователя он оставил на столе недописанный лист со своими анкетными данными. Догадайся он забрать его, получил бы приличную фору во времени. Конечно, рано или поздно его вычислили бы. Раз вызвали повесткой, значит, фамилия его фигурировала в деле Мирицкого. Но, наверно, там значилась не одна фамилия. А так он прямо указал на себя.

Машина вкатила в небольшой двор. Юрия выволокли наружу и препроводили в подвальную бетонированную камеру. Потом конвоиры долго и методично избивали его, ни о чем не спрашивая. Когда они, наконец, заперли дверь снаружи, Юрий был без сознания.