Последняя надежда - [40]

Открыв один глаз, существо видело, как толпа разъяренных монстров вырвалась из чащи леса, настигая его на открытой полянке, и он заметил, что две твердые ноги встали перед ним, закрывая собой путь для хищников. Выхватывая одну стрелу за другой, Миларис выпускал их точно в цель, как его учили, и не одна стрела не прошла мимо своей жертвы. Туранги валились на траву, обильно обдавая её своей алой кровью, остальные же, кто не встретил свою смерть от стрелы человека, продолжали бежать. Рука воина в очередной раз потянулась за стрелой, но колчан был пуст. Он понимал, что в ближнем бою с турангами он будет обречен, но отступать ему не позволила совесть – сзади лежал ребенок. Выхватив свой меч, сняв быстро со спины щит, не раз защищавший его от смерти, выставив левую ногу вперед для увеличения стойкости, человек приготовился к обороне. Три туранга неслись на него в неописуемом бешенстве, раскрыв свои зубастые пасти, не знающие пощады. Миларис понимал, что взять на щит туранга не получится, слишком велика у них была скорость и масса тела, поэтому он, резко развернул свой торс относительно первого, бросившегося на него туранга, и, выставив свою ногу, толкнул щит всем своим весом. Хищник не понял проделанного маневра, но, споткнувшись о защищенную латным доспехом ногу Милариса, получил в бок удар щитом такой силы, что вынужден был повалиться под своим весом в густую траву, изрядно калечащую его тело, что падало с такой скоростью. Латник пошатнулся, и пока туранг не успел встать на свои лапы, Миларис проткнул его брюхо своим мечом. Туранг завизжал, но не прекратил барахтаться в густой траве, указывая своим криком направление для атаки.

Два туранга налетели одновременно на человека с двух сторон, пытаясь ухватить его за ногу. Латные поножи хорошо защищали ноги, но все равно кровь струилась из-за мощного сдавливания голени хищными клыками. Один из хищников ухватился за верхний край щита и невероятным усилием вырвал его из рук воина, оставив его без защиты. Ноги Милариса истекали кровью, и маневрировать быстро среди высокой травы было бесполезно, оставалось только размахивать мечом, пытаясь попасть в лицевую кость врага. Отмахнувшись от очередного хищного выпада, Миларис не заметил, как сзади его предплечье, открытое для укуса, оказалось в пасти туранга. Почуяв кровь и вкус свежего мяса, туранг начал рвать плечо человека, стараясь оторвать кусок побольше. Второй хищник вцепился в руку и челюсти сжались. Миларис падал в траву, и последнее, что он видел – это небольшой клубок белого цвета, похожий на личинку, что смотрел на него одним своим глазом, в испуге укрывшись в своем коконе. Раздался дикий вой, зубы оставили тело человека, и залитые кровью глаза, прежде чем закрыться, видели, как один из турангов бежал, припадая к земле, а тело второго, кусками падая на траву, расплескивало лужи крови. Глаза воина медленно закрывались.

Время подходило к полудню, вода, стекающая с ажурных акведуков, навевала сладкую дрему, а лес, зачарованный причудливой магией, сиял в своем великолепии. В шатер вошла Аделия, королева сильмаритов, и, мило улыбнувшись, посмотрела на лежащего человека. Его лицо, обильно смоченное водой, источало сильный жар, а подергивания конечностей говорили о сильном потрясении и яде диких турангов, которые терзали его тело. На том месте руки, куда впились острые зубы туранга, зияла глубокая рана, полностью заполненная странной зеленой субстанцией, которая стянула рану и, медленно, но верно регенерировала ткани тела. Аделия уже несколько дней лично наблюдала за состоянием Милариса, меняя ему повязки, смоченные лечебным снадобьем, но как она ни старалась, зеленая пелена, заполнившая рану, справлялась с ядом гораздо эффективнее, и это вызывало у неё бесконечное удивление. Миларис был в бессознательном состоянии, его мысли путались и являлись видения, способные подорвать неокрепший дух воина. Ему чудился один человек в старом доме на окраине леса, его душевные раны были настолько глубоки, что отражались на душе Милариса тяжелыми шрамами. Он видел, как старушка, постоянно варила зелья, смягчающие его глубинные ужасы души, но не способные исцелить. Время странно повернуло свой круг, и Миларис увидел самого себя, подхватившего руками этого воина и положившего в телегу. Смутно грезилось, будто воин Дарвал вышел из дома ведуньи и пошел туда, откуда его забрали, и как, изнывая от пережитого, слезы текли по его изборожденному шрамами лицу.

И, действительно, добравшись до испепеленного города, где Дарвал потерял близких людей, он присел на камень и, озирая усталым взглядом черный зев прогоревших окон выпрямился и, будто вспомнив что-то важное, зашагал вглубь сожженного города. Дойдя до центрального здания, служившего библиотекой старого рыцарского ордена, Дарвал отыскал в завалах старый подвал, открыв который он увидел магическую завесу, защитившую от пожара содержимое этого затхлого помещения. Он легко повел рукой вдоль завесы, как бы поглаживая её, и она, медленно растворяясь в воздухе, открыла темный проход в глубины укромного уголка. Пройдя по ступеням вниз, Дарвал отыскал среди грязи и пыли небольшой сундучок в виде табакерки, открыв который, обнаружил небольшой прибор, управляемый древней магией. Никогда Дарвал не мог понять, как использовать это странное устройство, но в данный момент его это не волновало, и он, опустив руку на поверхность этого прибора, согнул причудливо палец и произнес: «Илсу варлас». Прибор засвистел, что-то затрещало внутри, и крышка отодвинулась в сторону, открывая Дарвалу странный компас, стрелка которого жила своей жизнью и показывала не только стороны света, но и, отклоняясь от своего положения, иногда указывала вниз или вверх, плавно перемещая своё острие в нужном направлении. Дарвал облегченно вздохнул, он понимал, что не все потеряно, и что его сын еще жив.