Последняя милость - [115]

— Я не там свернул и оказался в тупике. Дорога становилась все уже и уже, но я упрямо ехал вперед. Конечно, я сам был во всем виноват. — Он наклонился к Эмили и заговорщицки прошептал: — Я был слишком упрям. Только, чур, никому ни слова.

Эмили улыбнулась.

— Это останется нашим маленьким секретом, старший инспектор. Кроме того я уверена, что мне никто не поверит. И что было потом?

— Дорога продолжала сужаться. — Для наглядности Гамаш начал постепенно двигать руки вперед, сближая ладони до тех пор, пока пальцы обеих рук не соприкоснулись. — Потом она вообще превратилась в узкую тропинку и исчезла. Я не понимал, где я. Вокруг был только лес и снег. Сугробы были почти вровень с окнами машины. Я не мог проехать вперед и не мог вернуться назад.

— И что же вы сделали?

Гамаш заколебался. Он не знал, как лучше ответить на этот вопрос. Все ответы, которые приходили ему на ум, были по-своему правдивыми. Но правда тоже бывает разной. Старший инспектор подумал о вопросе, который он собирается, в свою очередь, задать Эмили Лонгпре, и решил, что она заслуживает абсолютно честного ответа.

— Я начал молиться.

Эмили посмотрела на сидящего перед ней крупного, уверенного в себе, привыкшего командовать мужчину и задумчиво кивнула.

— И о чем вы молились?

Гамаш понял, что Эмили так просто от него не отстанет, и начал свой рассказ издалека.

— Незадолго до того как это случилось, мы с инспектором Бювуаром в связи с одним делом побывали в маленькой рыбацкой деревушке Нижней Канады, на северном берегу залива Святого Лаврентия.

— Земля, которую Бог дал Каину, — неожиданно сказала Эмили.

Гамаш знал эту цитату, но знал также и то, что она не относится к широко распространенным. Эти слова записал в своем дневнике мореплаватель шестнадцатого века Жак Картье, когда впервые увидел бесплодные скалистые берега устья реки Святого Лаврентия[71].

— Наверное, я тяготею к людям, на которых лежит каинова печать, — улыбнулся Гамаш. — Возможно, именно поэтому я преследую убийц. Таких как Каин. Земля там действительно бесплодная и почти лишенная растительности, но в то же время потрясающе красивая, если знаешь, где эту красоту искать. Здесь это легко. Красота повсюду, куда ни посмотри. Реки, горы, леса, живописные деревни. Особенно Три Сосны. В деревушке Маттон Бэй все по-другому. Там красота прячется в лишайниках скал, в пурпурных цветочках, таких крохотных, что нужно встать на колени, чтобы их рассмотреть. Она скрывается в весенних цветах морошки.

— Вы нашли своего убийцу, старший инспектор?

— Да, — лаконично ответил Гамаш, но по его интонации Эм поняла, что ему еще есть что сказать. Она ждала продолжения, однако его не последовало. Тогда Эм решила задать следующий вопрос.

— Может быть, вы нашли там еще что-то?

— Бога, — просто ответил Гамаш. — В закусочной.

— И что он ел?

Вопрос был настолько неожиданным, что Гамаш на мгновение растерялся, но потом весело рассмеялся.

— Лимонный торт с меренгой.

— Вы уверены, что это был Бог?

Их разговор протекал совсем не так, как планировал старший инспектор.

— Нет, — признал он. — Это вполне мог быть обычный рыбак. Особенно если судить по его одежде. Но он посмотрел на меня с такой нежностью и любовью, что у меня перехватило дыхание.

Ему очень хотелось отвести глаза и опустить взгляд на свои руки, которые лежали на деревянной поверхности стола. Но Арман Гамаш не поддался искушению. Он продолжал смотреть прямо на Эм.

— И что Бог сделал? — очень тихо спросила она.

— Он доел торт, повернулся к стене и начал ее тереть. По крайней мере, мне так показалось. Потом он повернулся ко мне с такой лучезарной улыбкой, что все мое существо наполнилось радостью.

— Мне кажется, вы вообще умеете радоваться жизни, инспектор.

— Я счастливый человек, мадам. И самое главное, что я об этом знаю.

— C’est çа[72]. — Эм кивнула. — Главное — знать, что ты счастлив. Ужасно такое говорить, но я стала по-настоящему счастлива лишь после того, как погибла моя семья.

— Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду, мадам.

— Их гибель сильно изменила меня. И наступил момент, когда я как вкопанная стояла посреди гостиной и не могла сделать ни шагу. Ни назад, ни вперед. Поэтому я спросила вас о буране, старший инспектор. Я испытывала похожие ощущения. В течение многих месяцев меня окружала белая мгла. В конце концов я оказалась в точке, из которой не было выхода. Я готовилась к смерти. Чувство потери стало настолько невыносимым, что дальнейшая жизнь не представлялась возможной. Я не могла двигаться. Я полностью потеряла ориентацию. Как вы во время бурана. Только в моем случае тупик был метафорическим. Им стала моя собственная гостиная. Я заблудилась в самом родном, самом знакомом месте.

— И что произошло?

— Раздался звонок в дверь. Я помню, как стояла посреди комнаты и не могла решить, что мне делать — открыть дверь или покончить с собой. Но звонок зазвонил снова, и, наверное, сработал условный социальный рефлекс. Я заставила себя подойти к двери и открыть ее. И на пороге стоял Бог. Кстати, в уголке его рта были крошки лимонного торта с меренгой.

Глаза Гамаша расширились от изумления.

— Я пошутила, старший инспектор. — Эм улыбнулась и накрыла его руку своей маленькой ладошкой. Гамаш готов был первым посмеяться над собственной доверчивостью. — Это был дорожный рабочий, — продолжала Эм. — Ему нужен был телефон. В руках он держал дорожный знак.