Последняя любовь - [47]

Оуэн отпустил руки Эйвери, чтобы дотронуться до ее тела, провести ладонями по коже, шелку и кружеву, восторженно принимая каждое новое открытие. Уткнувшись носом в ее шею, он расстегнул застежку бюстгальтера и, когда их пальцы снова сомкнулись, коснулся губами груди.

Обстоятельно. Можно было предположить, что Оуэн будет внимательным и обстоятельным, лаская ее губами, скользя руками по ее коже. Он разжигал желание неторопливым и сосредоточенным вниманием с присущей только ему, Оуэну, настойчивостью.

Кровь Эйвери забурлила, пульс участился, нежные прикосновения погрузили ее в сладкое, влажное удовольствие. Прерывисто дыша, она приподнялась, открылась ему навстречу, чувствуя, что не осталось никаких преград или запретов.

Только Оуэн.

Она заполнила его, окружила своей сущностью, своим стремлением отдавать. Оуэн подумал, что у ее энергии нет границ, как нет границ у чувственности и готовности, с которыми она отвечает на его ласки. Все в ней было таким свежим и новым и в то же время удивительно знакомым.

У Эйвери перехватило дыхание, и она тихо застонала, когда он скользнул в нее, заполнив всю. Оуэну показалось, что его сердце остановилось — потрясающее мгновение, от которого захватило дух. Он замер, глядя вниз на Эйвери, удивляясь и восхищаясь. Она приподнялась, обвила руками его шею, а ногами — талию. Откинула голову назад, когда Оуэн уткнулся лицом в ее плечо.

С медленным, неторопливым ритмом было покончено. Эйвери двигалась, гладкая как пуля и быстрая как молния, стремительно уводя Оуэна от восхищения к жадному желанию и наслаждению. Отбросив благоразумие, она, безрассудная и нетерпеливая, прижималась к нему всем телом, брала так же яростно, как и отдавала. Достигнув грани, она прильнула к Оуэну, чувствуя, как ощущение захлестывает ее и уносит, даря разрядку.

Оуэн с Эйвери не столько опустились, сколько упали на кровать. Распростертые и обессиленные, оба долго не могли перевести дух.

—Почему? — выдавил Оуэн, пытаясь выровнять дыхание.

—Что почему?

Не открывая глаз, он поднял палец, показывая, что просит немного подождать, и повторил:

—Почему мы не сделали этого раньше?

—Чертовски правильный вопрос. Мы оба хороши в сексе.

—Слава богу.

Задыхаясь от смеха, Эйвери похлопала его по заду.

—Я знала, что у тебя с этим все в порядке. Ты всегда уделяешь внимание деталям. И огромное спасибо за то, что ни одной не упустил.

—Пожалуйста, и спасибо тебе. Кстати, у тебя на заднице татуировка в виде цветка.

—Не просто цветка, а чертополоха, традиционного символа Шотландии. Знак гордости за наследие предков, — сказала Эйвери. — А на ягодице — потому что это единственное место, где его не увидит мой отец и не задаст мне взбучку.

—Мудрое решение. Мне нравится твоя татуировка.

Удовлетворенно вздохнув, Эйвери закрыла глаза.

—По идее, я должна быть без сил.

—У тебя еще остались силы? Значит, я не закончил.

—Закончил-закончил. Я хочу сказать, что после такого долгого дня в четыре часа ночи я должна была упасть замертво, а мне хорошо, спокойно и хочется спать.

Оуэн повернулся, прижимая ее к себе и укрывая обоих одеялом.

—Завтра никакой работы.

—Ага. — Почти утонув в его объятиях, Эйвери ухмыльнулась. — Слава богу.

—Может, поспим, а потом проверим, не упустили ли мы в первый раз какую-нибудь деталь?

—Мудрое решение. — Эйвери прижалась к Оуэну еще сильнее и на миг открыла глаза.

—Счастливого нового года!

—Тебе тоже.

Эйвери вновь сомкнула глаза и поддалась сну. Засыпая, она думала о том, что ее друг стал ее любовником. И она счастлива.

* * *

Он узнал эту тишину, словно все вокруг обернуто ватой.

Оуэн открыл глаза, поморгал и увидел, как за окном падает снег, ложится на пушистые сугробы. Нужно достать снегоочиститель. Потом. Оуэн перекатился на другой бок, намереваясь разбудить Эйвери способом, который она оценит, но рядом никого не было.

Где она?

Оуэн вылез из постели, заглянул в открытую дверь ванной. Заметив на краю раковины чужую зубную щетку, он размышлял, куда могла деться Эйвери, пока надевал фланелевые штаны. Уже на лестнице он почувствовал запах кофе и — о, блаженство! — бекона.

На экране кухонного телевизора маршировал оркестр, за стеклянной дверью снег укутал патио толстым покрывалом. А у стола стояла Эйвери и резала кубиками перец.

Она была босиком, волосы заколоты сзади, поверх халата в голубую клетку надет поварской фартук. Оуэн вспомнил ее во вчерашнем сексуальном платье, а потом в еще более сексуальном белье. Удивительно, но чаще всего он представлял ее такой, как сейчас, — в фартуке и на кухне.

—Что на завтрак?

Эйвери подняла голову, улыбнулась.

—Ты встал?

—Более-менее. А почему ты не спишь?

—Потому что уже почти одиннадцать, идет снег и я умираю от голода.

—Одиннадцать? — Нахмурившись, Оуэн посмотрел на часы. — Даже не помню, когда я просыпался так поздно. Ну и ладно.

Он показал на снег за окном.

—Школа отменяется.

—Ура!

Подойдя ближе, Оуэн повернул Эйвери к себе и поцеловал.

—С добрым утром.

—Тебя тоже. — На миг она прижалась к нему. — Здесь так тихо. В городе всегда слышен какой-то шум. А здесь, когда вокруг столько снега, кажется, что весь мир онемел.

Теперь они оба смотрели сквозь стеклянную дверь.