Последняя любовь поэта - [72]
— Как ты счастлива, Миртилла,— у тебя есть мать...
— Надеюсь, что моя старушка жива, но только надеюсь. Не знаю...
— Годы твоей матери еще не глубокая старость. Боги ее сохранят.
Молодая женщина всхлипнула, и снова ей стало стыдно за свой страх. Хотелось отплатить хорошему человеку ласковым словом. Спросила:
— А твоя мать очень старенькая, Гиперид?
— Нет ее у меня. Умерла, рожая меня.
— Вот и верь людям. Мне говорили, что у тебя здесь родители.
— Отец и мачеха. Вторая мачеха, хорошая. О первой, при которой рос, не хочу и вспоминать. Натерпелся...— Голос актера дрогнул.
«Бедный»,— подумала Миртилла, но тотчас же мысленно выругала себя.
Гиперид поднялся.
— Пойдем, Миртилла. Мне надо еще кое-где побывать. Я провожу тебя.
— Нельзя... Увидят.
— Только до города. И вот что... Надо нам еще раз встретиться и поговорить подольше.
— Я тебе все сказала, Гиперид. Не потеряй только адреса матери.
— Нет, не все. Она захочет знать, как ты живешь с Феокритом, а об этом ты мне ничего не сказала. Обязательно надо повидаться, но не здесь...
— Почему же не здесь?
— Я хочу, Миртилла, выпить с тобой за здоровье твоей матери — и не в роще, а дома.
— Спасибо, но это невозможно. Ты сам сказал, что поссорился с Феокритом.
— Да, к вам я прийти не могу, но ты можешь прийти ко мне.
— Что ты говоришь. Гиперид... с ума ты сошел...
— Нисколько. Отец и мачеха сегодня уехали в Парий. Вернутся через неделю. Рабов я ушлю. Тебя встретит старуха, которая умеет молчать. Только назначь день, когда Феокрита снова не будет дома.
— И не думай об этом. К тебе я не приду.
— Не придешь, значит, не доверяешь, а раз не доверяешь, мне нет дела ни до тебя, ни до твоей матери. Не хочешь — не надо.
В спокойном актерском голосе слышалась горькая обида. Он замолчал и ждал ответа. Миртилла тоже молчала. Ей хотелось плакать.
— Ну, что же, Миртилла,— да или нет?
— Поклянись, что ты меня не тронешь.
— Клянусь Зевсом.
— Хорошо... ненадолго приду.
— Когда?
— Через три дня. Феокрита позвали на охоту. Но помни, Гиперид, что ты поклялся.
— Да, Миртилла. Если нарушу клятву, пусть меня покарает отец богов.
Три дня показались Гипериду длиннее трех недель. Он был доволен собой — игра удалась. Теперь Миртилла — его. Еще ни одна женщина, согласившаяся прийти к нему в дом, не уходила, не побывав на его ложе. Для большей верности подольет в вино любовного напитка себе немного, ей побольше. Не будет ни отбиваться, ни царапаться. Потом, как водится, будут слезы, но ненадолго... Опять придет.
В тот вечер, когда Гиперид ждал Миртиллу, солнце медлило закатываться. У актера все было готово. Два ложа (вначале пусть будет два) с полосатыми шелковыми подушками, между ними низкий стол, уставленный блюдами, кратер с ключевой водой, вина, два одинаковых темно-зеленых кувшинчика — один с маслом, другой с напитком любви. Был приготовлен и подарок для гостьи — серебряный ларец для драгоценностей. Не знает же Феокрит всех ее вещей... Когда-то в Смирне актер выпросил этот ларец у влюбленной в него гетеры.
Гиперид, выбритый, надушенный, одетый в только что разглаженный хитон, то и дело подходил к окну и смотрел на солнце. Оно распухло, обратилось в красный мяч, но все еще висело над холмами Херсонеса Фракийского. Наконец солнце скрылось, начало темнеть. Вот-вот должна была прийти Миртилла. На улице ее ждала старая рабыня, привычная к делам хозяина.
Минуты шли. Гостьи все не было. Гиперид ходил взад и вперед по комнате, пожимал плечами, злился, Надо же ей опоздать... Наконец послышались шаги. Актер быстро оправил хитон, приготовил улыбку. Старая рабыня вошла и вынула из-под плаща табличку, перевязанную шнуром.
— Кто принес?
— Какая-то служанка. Сразу ушла...
Гиперид схватил письмо, распечатал, поднёс к недавно зажженному светильнику. Видя, как изменилось лицо хозяина, рабыня поскорее вышла из комнаты. Прибьет...
Табличка, старательно исписанная крупным неумелым почерком, гласила:
«Миртилла — Гипериду.
Все, что ты мне сказал — ложь. Ты отказался от родной матери, откажешься и от клятвы. Больше ты меня не увидишь».
.Гиперид швырнул табличку на пол, растоптал. Этого было мало — пинком опрокинул стол. Посуда разбилась, потекло вино. Актер тяжело дышал. Сердце колотилось, горело лицо, горели уши. Неистово ругаясь, он присел на ложе. Перед глазами стоял туман. По полу растекались кроваво-красные лужи, и в них отражалось мигающее пламя светильника. Злобно кусая губы, отвергнутый любовник пробормотал:
— Вот ты как... Погоди же — узнаешь меня...
Дрожащими руками он схватил с ларя приготовленную про запас амфору с неразведенным вином и, не отрываясь, принялся пить. Потом повалился на ложе.
Многоопытный актер играл искусно. На свою беду переиграл, желая разжалобить юную женщину воспоминаниями о тяжелом детстве. Его поведение в роще и клятва Зевсом успокоили Миртиллу. Было стыдно обманывать Феокрита; но она еще раз сказала себе, что измены не будет, а ради матери от этого свидания отказаться нельзя. Чтобы не обидеть Гиперида, выпьет самую малость — и домой. Он же верит в богов — не то что другие... Колебалась, трусила, но всякий раз успокаивала мыслью о том, что верящий в Зевса убоится его гнева.
Романы Николая Алексеевича Раевского (1894–1988) – автора, который принимал непосредственное участие в Гражданской войне 1917–1922 годов на стороне Белого движения, – это еще один взгляд, полный гордости, боли и отчаяния, на трагическую судьбу русской армии Юга России, пытавшейся спасти от гибели родное Отечество.
Раевский Николай Алексеевич ДЖАФАР И ДЖАН. Повесть-сказка.Алма-Ата, "Жазушы", 1966. 216 с.Я сказал это и ушел, а повесть осталась…Низами.Действие повести Николая Раевского «Джафар и Джан» происходит почти двенадцать веков тому назад в далекой Месопотамии, во времена прославленного халифа Гарун аль-Рашида.Сказочный сюжет, традиционно-сказочные персонажи повествования не помешали автору обратиться и к реальной жизни тех времен.Жизнь древнего Багдада и долины Тигра и Евфрата, рассказ о посольстве халифа Гарун аль-Рашида к королю франков Карлу Великому, быт древних славян – все это основано автором на исторически достоверных материалах и вызовет интерес читателей.Слушайте, правоверные, правдивую повесть о том, что случилось в царствование многомудрого халифа Гарун ар-Рашида, которого нечестивые франки именуют аль-Рашидом,– да ниспошлет ему Аллах в райских садах тысячу гурий, кафтаны из лунного света и мечи, сверкающие, как река Шат-эль-Араб в июльский полдень.И вы, гяуры* (неверные, не мусульмане) слушайте, пока вы еще попираете, землю и не заточены в пещеры преисподней, где определено вам томиться в ожидании последнего суда.Двадцать глав будет в сем сказании, и каждая из них повествует о вещах весьма удивительных, которые во времена Гарун ар-Рашида, повелителя премудрого и правосудного, случались так же часто, как часты таифские розы в садах Багдада и весенние бури в сердцах девушек.
Из предисловия: «Я делал свои записи нередко под огнем, и в них была свежесть только что пережитых событий», — вспоминал уже в эмиграции Николай Алексеевич. […] Галлиполи стало своеобразной передышкой и для Николая Раевского, и для белого движения вообще. Появилась возможность осмыслить и попытаться понять пережитое. […] В записках Н.Раевского много точно подмеченных психологических наблюдений, и это придает им весомую убедительность.
Это загадочно-увлекательное чтение раскрывает одну из тайн Пушкина, связанную с красавицей-аристократкой, внучкой фельдмаршала М.И. Кутузова, графиней Дарьей (Долли) Фикельмон. Она была одной из самых незаурядных женщин, которых знал Пушкин. Помимо необычайной красоты современники отмечали в ней «отменный ум», широту интересов, редкую образованность и истинно европейскую культуру. Пушкин был частым гостем в посольском особняке на Дворцовой набережной у ног прекрасной хозяйки. В столь знакомые ему стены он приведет своего Германна в «Пиковой даме» узнать заветные три карты.
Н. А. Раевский. Портреты заговорили Раевский Н. А. Избранное. Мн.: Выш. школа, 1978.
Николай Алексеевич Раевский (1894–1988) – известный русский советский писатель, автор ряда ярких и интересных книг о Пушкине и его времени. Публикуемое в данном томе произведение рассказывает об одной из близких женщин великого поэта, внучке фельдмаршала М. И. Кутузова – Дарье Федоровне (Долли) Фикельмон. Своим блестящим умом и образованностью, европейской культурой и необычайной красотой она буквально покорила сердце Пушкина. Именно их взаимоотношениям посвящена бóльшая часть страниц этой книги.
Роман индийского писателя повествует об истории Индии на рубеже XV и XVI веков, накануне образования империи Великих Моголов, рассказывает о междоусобной борьбе раджпутских княжеств. Книга завоевала пять литературных премий и получила широкое признание в своей стране.
Роман-шедевр в прогрессивном жанре трансреализма: большая часть событий происходит в бардо — пограничном месте-состоянии между жизнью и смертью (в буддизме). Сондерс, блестящий мастер короткой формы, написал трагическую семейную историю со сверхъестественной атмосферой, преодолевая все жанровые условности. Наследник Эдгара По и Германа Мелвилла, Сондерс в «Линкольне в бардо» соединил поэтичность и исторические реалии, взяв за основу реальный случай с американским президентом и его маленьким сыном. Этот роман действительно перенесет вас за грань реальности.Книга содержит нецензурную брань.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
Конец III – начало II века до н.э. Мир охвачен неистовым противоборством двух величайших держав за господство над Средиземноморьем. Мисдес, сын влиятельного сенатора, воюет в Испании под началом Ганнибала. У него обнаруживаются выдающиеся способности, и полководец предлагает ему стать дипломатом, наделенным особыми полномочиями. На новой службе Мисдес весьма успешен: мирит и сорит племена; привлекает новых союзников на сторону Карфагена. Получив задачу: спровоцировать конфликт с подконтрольным Риму городом Сагунтом, он замышляет хитроумную операцию, для участия в которой привлекает илергетов – самое могущественное племя Испании.
«Редко где найдется столько мрачных, резких и странных влияний на душу человека, как в Петербурге… Здесь и на улицах как в комнатах без форточек». Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание» «… Петербург, не знаю почему, для меня всегда казался какою-то тайною. Еще с детства, почти затерянный, заброшенный в Петербург, я как-то все боялся его». Ф. М. Достоевский «Петербургские сновидения»Строительство Северной столицы началось на местах многочисленных языческих капищ и колдовских шведских местах. Именно это и послужило причиной того, что город стали считать проклятым. Плохой славой пользуется и Михайловский замок, где заговорщики убили Павла I.
Очередной том новой серии «Великие войны», адресованной любителям истории, посвящён одной из самых интригующих эпох в мировой истории — эпохе крестовых походов. В него включены впервые публикуемый увлекательный исторический роман писателя Геннадия Прашкевича «Пёс Господень» и обширная подборка мемуаров и документов о походах крестоносцев.