Последняя любовь поэта - [12]

О том, что случайно встреченный в Олимпии приятель не только поэт, но и великий поэт, Неофрон все же не догадался. В древней поэзии он был начитан, в толковании стихов тоже, но комментаторы, биографы, грамматики занимались давно умершими песнопевцами, а современников не считали достойными внимания. Сам же будущий эпикуреец, как и большинство читателей, больше верил другим, чем себе. Он знал к тому же, что большие поэты давно уже не бедняки, подобные Гомеру. Взять хотя бы Пиндара... Столько греческих и иноземных царей его одаривало, что и перечислить нелегко, Теперь же и подавно — стоящие поэты без покровителей не остаются и без денег не сидят. А Феокрит все никак не может устроить свою судьбу. Сам признался, что порой ему не на что жить. Неофрон жалел незадачливого приятелятеля, но не раз спрашивал себя, так ли уж хороши его стихи, как ему, Неофрону, кажется...

Сборников своих писаний Феокрит не издавал. Ходили по ойкумене отдельные его песни. Изредка попадали и в Лампсак. Лет через семь после путешествия по Элладе Неофрон прочел энкомий[34] Гиерону. Поэт горько жаловался на судьбу своих творений. Редко кто радушно раскрывает перед его Харитами двери своего дома. Приходится им, бедным, уходить восвояси с пустыми руками:

«Снова вернутся домой не обуты и, жалуясь горько,

будут опять издеваться за то, что напрасно бродили,

Спрячутся снова потом недовольно в ларце опустелом,

Голову грустно склоняя к озябшим от стужи коленям.»

Значит всё по-прежнему. Бедняком был, бедняком и остался. Но какая гордость у этого человека... Бессмертие царям и героям дают поэты, и он обещает обессмертить Гиерона, если тот станет его покровителем. Прямо-то так не сказано, — Феокрит умеет говорить искусными обиняками, но смысл ясный:

«Некий появится муж, кто в моей будет песне нуждаться,

Доблестью равный с Ахиллом великим и с грозным Аянтом,

На Симоэнта равнине, близ насыпи Ила-фригийца.»

И время показало.

Забот у Неофрона было много. Он давно перестал думать о поэте, и вдруг это известие… Феокрит при дворе египетского царя, у него немало учеников и подражателей, он прославленный поэт, знаменитый человек.

Неофрон всегда был честолюбив. Остался честолюбцем и став последователем Эпикура. Не раз перечитывал слова учителя о том, что ни богатство, ни слава, ни знатность происхождения ничего не приносят душе Единственное, что ей нужно, это, откинув заботы и страх, наслаждаться ничем не нарушенным покоем. Для Неофрона слова Эпикура оставались все же только словами. Своей славы не было, надежды на нее тоже не было. Давно хотелось приобщиться к чужой, а случая не представлялось. Отец умер, Надо было самому вести огромное хозяйство, круглый год оставаться в Лампсаке. Когда-то в нем живали знаменитые люди, но сейчас их нет. Не Идоменей же великий человек — тот, который уже много лет сидит ночами над историей афинских демагогов?

Известие о почти забытом Феокрите взбудоражило честолюбца, Как-никак не раз спали под одним плащом в свежие аркадские ночи. И сколько было пережито вместе и переговорено за те полгода в Афинах. И как простились тогда в Пирее... К тому же он, Неофрон, помог поэту. У Феокрита окончательно вышли деньги. Не на что было вернуться на Кос, и он дал ему взаймы. На отдачу не рассчитывал — трудно жилось бедняге. Так и вышло. А на самом деле Феокрит отослал свой долг с первым же письмом, но человек, взявшийся отвезти деньги, и в Лампсак не попал и на Кос не вернулся.

Ну что там долг — пустяки... Неофрон о нем, конечно, не напомнит. Важно, чтобы его друг, знаменитый поэт Феокрит, согласился приехать в Лампсак. Об этом путешествии заговорят, а потом в жизнеописании столь известного человека, наверное, будет сказано и о том, у кого он гостил на берегу Геллеспонта. И Неофрон принялся посылать в Александрию письмо за письмом. Там было все — и воспоминания, и заверения в неостывшей дружбе, и восхищение бессмертными песнями, которые он, Неофрон, хранит в драгоценном ларце, и уговоры, уговоры...

Распечатав первое послание и взглянув на заголовок «Неофрон Феокриту привет», поэт сразу и не сообразил, кто же это такой. Прошло четверть века с тех пор, как двое молодых людей странствовали вместе по горам Эллады. Стал читать, улыбнулся. А вот оно что... Жив, значит. Когда представился случай, ответил кратко, но с теплым чувством, Через несколько месяцев опять письмо из Лампсака — большой тетрадион с приложением тщательно запечатанного кожаного мешочка. Оказался там прекрасной работы золотой стилос с ручкой в виде лебедя, распустившего крылья. Пришлось благодарить, хотя стилос и не понравился Феокриту — он был тяжел и неудобен для письма. Попенял Неофрону за расход на эту драгоценность. Прибавил, шутя, что пастухи его песен к золоту не привыкли — хватит с них и тростника. Что же касается приглашения приехать в Лампсак, то сейчас, к сожалению, невозможно. Может быть, когда-нибудь позже... Он, Феокрит, рад был бы повидать давнишнего друга и осмотреть места, прославленные поэтами, начиная с Гомера.

Получив это второе письмо Феокрита, Неофрон так обрадовался, что даже простил раба, опоившего лошадь. Сам потом удивился своему необычному великодушию. Любил, правда, вспоминать слова Алкидаманта: «Все люди суть вольноотпущенные божества: природа не создает рабов», но на деле обходился с рабами, как и другие. Конюху предстояло назавтра получить полсотни плетей, и варвар не знал, каких богов ему благодарить — своих или греческих. Неофрон же почувствовал, что у него появляется надежда на бессмертие. Теперь он не только богатый человек, любящий философию, а прежде всего друг Феокрита. Письма поэта Неофрон показал немногим и будто невзначай — пусть не думают, что эпикуреец хвастается. Своего все же добился — в Лампсаке немало было разговоров об этих посланиях.