Последняя картина Сары де Вос - [21]

В одной версии Габриель в мятом бежевом костюме бежит из Америки с выкупом за картину, чтобы провести остаток дней в Марокко или Бразилии. В другой он отбывает срок на Рикерс-Айленд, затем его с позором выдворяют из страны, и он преподает основы мировой художественной культуры пенсионерам на вечерних курсах. Долгие годы после того случая Элли была слишком занята выстраиванием своей новой жизни, так что в фантазиях о судьбе Габриеля подсознательно упустила вполне очевидный и элегантный вариант: он возвращает Марти де Грооту картину, получает деньги, а фальшивку оставляет у себя. Теперь, сорок два года спустя, он оказывается на мели. В расчете на то, что Марти де Гроот умер и скандал давно забыт, он продает копию маленькому частному музею в Лейдене. В этом есть дерзость и простота математической истины. И если все и впрямь так, нельзя не восхититься расчетливой выдержкой Габриеля, приберегавшего картину столько времени.

До среды, когда у нее занятия и должен прибыть сопровождающий с картинами из лейденского музея, Элли не покидает остров. У нее стойкое чувство, что любые следующие действия станут началом конца. Она почти не ест, пьет слишком много вина, засыпает в шезлонге на веранде. Сны как будто украдены из фильма Феллини – много тикающих часов, заброшенных зданий, загадочных незнакомцев, покосившихся дверей. Ее постоянно преследует рев садящихся самолетов.

Как-то утром она просыпается в панике и решает написать Максу электронное письмо. И зачем только она сказала ему по телефону: «Замечательная новость»? Он скоро увидит документы – не говоря уже о картинах – и задумается, отчего она не предупредила его сразу.

Дорогой Макс!

Надеюсь, конференция в Китае проходит успешно. Должна признаться, что, когда вы звонили, голова у меня была занята немного другим – пришли гости, и я не смогла сразу вникнуть в ваши слова. Так или иначе, похоже, что на выставку к нам везут одну и ту же де Вос в двух экземплярах. Нью-йоркскую картину и дубликат. Не понимаю, как такое могло получиться, но я докопаюсь до сути. Возможно, ошибка атрибуции в Лейдене. Кстати, по утверждению лейденцев, у них есть еще пейзаж де Вос. Так что увидим. В любом случае сообщите мне, если хотите принять меры.

Всего наилучшего!

Элли

Нажав кнопку «Отправить», она задумывается, не слишком ли холодно и расчетливо звучат слова «принять меры». Ждет, что будет дальше. Макс так и не отвечает, но к вечеру приходят мейлы от других хранителей. Они все уже в курсе. У Мэнди, регистратора музейного фонда, в теме письма стоит: «Одна и та же картина дважды». Само письмо такое: «Думаю, Макс хочет соблюдать максимальную осторожность, чтобы слухи о подделке не просочились до открытия выставки. Ему на следующий год уходить на пенсию, так что он не хочет скандала. Нам строго приказано никому из владельцев ничего не говорить. Макс обещает все разрулить лично, когда вернется из Китая».

Элли выгадала себе какое-то время и отыграла назад неудачные слова про замечательную новость, однако теперь ее преследует мысль, что Марти де Гроот вот-вот пересечет линию смены дат. Она пытается вообразить самые страшные газетные заголовки в случае ее разоблачения. В общенациональных газетах это может быть что-нибудь вроде: «Феминистка начала подъем на искусствоведческий Олимп с подделки». Местный таблоид, «Дейли телеграф», ограничится чем-нибудь более простым, например: «Арт-гуру поймали за руку».

Ей видится, как федеральные полицейские входят на ее лекцию по Франсу Хальсу. Ждут в задних рядах, пока она не закончит, вежливо выводят из аудитории без наручников. Или ее вызывают на встречу с деканом, в кабинете у которого сидит детектив в штатском. Элли представляет, как включает в ночи модем, заходит на сайты юридических услуг, ищет международные договоры по экстрадиции, судебные решения по делам о подделке картин. Уголовного преследования, скорее всего, можно не опасаться, но от одной мысли о приезде Марти де Гроота у нее все внутри обрывается.

Угроза разоблачения заставляет вспомнить всю прошлую жизнь, отыскать там признаки испорченности в более широком смысле. Была ли она мошенницей по призванию? Элли припоминает мелкие грешки, как будто они могут вывести на что-то более фундаментальное. Неотвеченные электронные письма, талантливые студенты, которым она могла бы уделить больше внимания, опубликованные обзоры, которым явно недоставало беспристрастности. Она ищет след аморальных поступков, который начинался бы от подделки или даже еще раньше, от магазинных краж во время учебы в пансионе. Но след обрывается после 1957 года. Истина в том, что с тех пор она была дисциплинированным и скрупулезным ученым. Память о том, как она за деньги написала копию картины, преследовала ее всю жизнь; сознание, что она чудом вышла сухой из воды, ощущалось примерно как вина выжившего. И эту вину Элли постоянно пыталась загладить. Ее бывший муж Себастьян, арт-дилер, мягко подшучивал над ней на домашних приемах, говоря, что за двадцать лет она ни разу не превысила скорость, не перешла улицу на красный свет, не смухлевала при уплате налогов. «Что сталось с генами твоих предков-каторжников?» – поддразнивал он, а она кротко улыбалась и вспоминала, как в молодости оказалась пособницей в краже эпохального полотна.