Рефлексы не подвели и на этот раз: стрела с прощальным свистом ушла в цель, и в тот же миг грянул выстрел.
Тридцать первый…
***
«… Стэн!.. О, Господи! Эта дрянь сожгла его! Мгновенно!.. За что?!.. Вот он, впереди — просто сгусток тумана. Чего ты боишься? Погибнуть?.. Он же первый напал! Значит — самооборона?.. Ракеты или… Конечно, только второе: тогда наверняка. Выбора нет. Или — или!..»
***
Он очнулся от соленых брызг, попадавших на лицо, и поскрипывания уключин. Боль унялась и теперь вяло пульсировала где-то в глубине плеча. Рука совсем онемела, по телу разлилась свинцовая тяжесть, мысли пьяно шатались по извилинам, наступая друг другу на пятки.
Гром понял, что умирает и ощутил прилив бессильной злости. Собственно, злиться можно было только на себя, но и это уже не имело смысла. «Смысл» сидел сейчас где-то впереди, за головой, пыхтел и работал веслами.
«К черту!.. Зачем все?.. Кровь не остановить, заражение неизбежно, воды пресной нет. Почти нет… — он потрогал фляжку у пояса. — Ничего, паренек крепкий — доплывет. Надо только облегчить ему лодку…»
Закусив губы, чтобы не заорать, Гром медленно сел на дне и привалился к борту. Кир тут же бросил весла, перелез к нему.
— Дяденька!.. Гром!.. Папка… живой!.. — нос хлюпает, глаза блестят. — Пить хочешь?
— Н-нет, — стрелок с трудом разлепил спекшиеся губы, — не надо, тебе пригодится.
Чувствуя, как невидимый саван снова начинает сползать на глаза, он заговорил тяжело и прерывисто, торопясь сказать все до конца.
— Я сдохну через час, может и раньше… сынок… Не перебивай!.. Ты должен грести все время на запад… Следи по солнцу, чтобы слева… Тут недалеко, километров сорок… Зеленый остров, я видел со скал… И еще, чтоб ты знал: эта чертова Буря — не эксперимент… Глупость это… Пятнадцать лет назад, пятого июля, над Каракумами… неопознанный объект… лазерная атака… Я сбил его!.. — голос стрелка ослабел, перешел на шепот, — … Буря пошла через час после падения… Я убил всех… Апокалипсис… дурак… убийца… Буря… Остров…
Гром затих, лишь подрагивание век выдавало присутствие жизни в изуродованном, изможденном теле.
Кир, не мигая, смотрел на него: человека, пилота, последнюю каплю, переполнившую вселенскую чашу терпения. Он так и не понял признания.
А может быть, это и к лучшему?..
