Последняя из слуцких князей - [3]
— Больше негде, все помещения заняты или подготовлены для тех, кто должен приехать, для друзей пана старосты, а некоторые заняты сложенными там оружием и амуницией, только вот эти и остались для вашей милости. Я думаю, что вам понравится: оттуда сверху виден весь дворец.
Они остановились на галерее, окружавшей пятиконечный уступ в левом крыле дворца. Этот выступ выглядел как небольшая башня или фонарь. Домоправитель подбирал ключ к замку и, наконец, открыв дубовые, окованные железом двери, пропустил вперед парня со свечой.
Путешественники втиснулись в первую комнату, за которой были видны вторая и третья — такие же тесные и пустые. Голые белые стены, возле них — дубовые скамьи, посередине — столы, одна печь на все три комнаты, небольшой камин с высоким верхом, окна с оправленными в свинец стеклами — вот и все, что они там увидели. Пол был кирпичный. Из давно не отапливаемых, нежилых помещений тянуло холодом.
— Не иначе как ты хочешь поморозить нас, пан Бурчак! Клянусь Богом! — воскликнул француз. — Я тут не то что ночи, часа не выдержу, пойду ночевать на постоялый двор!
— Я же говорил вам, что иного жилья нет во всем дворце, — оправдывался пан Бурчак, собираясь уходить.
— Но, может быть, есть тут где-нибудь хоть какой-то теплый закуток, где можно было бы отогреться? — спросил Берберий.
— Пойдем, разве у меня согреетесь, — предложил пан Бурчак, — а я тем временем прикажу тут затопить и перенести ваши вещи, им холод не повредит.
— Пойдем, пане, с большой охотой пойдем, — обрадовался человек помоложе, — мы ведь совсем озябли, да еще голодные, а тут и подкрепиться нечем, не грызть же нам с голодухи столы и лавки!
— Ладно уж. Идем со мной, панове!
— Видно, не придется мне сегодня выспаться, — бормотал, спускаясь вниз по ступенькам, пан Бурчак, — и никогда не выспишься из-за этих проклятых обязанностей, сил от них нет уже. День ли, ночь ли, а ты, знай, бегай с ключами от ворот к воротам, от комнаты к комнате. Одному подай еду, другому принеси дров, тому лавку, этому стол. Так на старости лет и шею свернешь.
— Но все же недаром пан староста выбрал вас, — заметил кто-то из молодых, ведь вы справляетесь с этими обязанностями лучше всех, хотя они и тяжелые, и утомительные. Наш хозяин ценит верную службу.
— Трудно всем угодить, — улыбнулся Бурчак, спускаясь по ступенькам. За ним, спотыкаясь в потемках, брели придворные. — Уж и волосы поседели, а я все таскаюсь с ключами и служу привратником. Единственный, кто ко мне благоволит, так это дядя пана старосты, а здесь я кем был, тем и остался. Что это за жизнь, панове, что за жизнь…
— А что делать, — отозвался кто-то из гостей, — у каждого свой червяк, который его точит.
— Вовсе не у каждого, — пробормотал Бурчак, увлекая спутников за собой. — А разве вы, панове, как и пан староста, не заводите у себя таких червяков? Вот и сейчас. Слышал я, что дело идет к войне!
— Да, пожалуй, что так, — подтвердил Берберий.
— Вот видите! А нам-то она зачем?
— А зачем об этом думать, пане Бурчак?
Домоправитель смолк. Тем временем все они снова вышли во двор, и он повел их по тропинке к другой галерее, а по ней к своим покоям, из которых и был виден свет с улицы. Комната пана Бурчака находилась недалеко от ворот и окна выходили на разные стороны. Одно окно выходило на улицу, второе, боковое, на соседний двор. Было оно, правда, поменьше и забранное решетками, а все же постоянно глядело на соседний дом. Однако сосед помалкивал, может быть, потому, что это было окно дворца Ходкевичей. По сравнению с только что покинутыми каморками, эта комната показалась просторной, а почувствовав тепло, они поспешили раздеться. Оглядевшись, они увидели в углу кровать пана Бурчака, точнее, топчан, покрытый потертой медвежьей шкурой. Над ним все как полагается у доброго католика: распятие, обвитое освященными ветками, желтая свечка, перевязанная ленточкой, образок святого, веточка вербы и тут же сабля на небольшом ковре, прибитом гвоздями. Возле стен стояли простые скамьи, посреди — такой же простой дубовый стол, на нем несколько пустых кувшинов и кубков. На столике горела в большом латунном фонаре желтая восковая свеча, в камине теплился красноватый огонь.
Путники наконец-то смогли отогреться. Пан Берберий, он же Гийоме Барбье, или как его попросту называли здесь — Вильгельм, их начальник, скинув плащ, подошел к камину и, потирая руки, грелся возле угольев, а ноги засунул почти в самый жар. Так как нам часто придется встречаться с ним по ходу повествования рассмотрим его повнимательнее. Он отличался высоким ростом, худощавый, лицом бледный, глаза, брови и длинные волосы темные. Красивые усы и острая бородка, окруженная белым жабо, скомканным и грязным после дороги, суконный кафтан, кожаные штаны, сапоги с длинными шпорами, шляпа с перьями, лосиные перчатки, длинные, по самый локоть. Весь его вид и амуниция, хотя и не польского завода, говорили о том, что он человек мужественный, бесшабашный вояка, который ко всему относится весело, над всем смеется, любит винцо, ухаживания, байки, не боится опасности и не очень уважает расчувствовавшихся людей, которые готовы распахнуть душу настежь.
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Графиня Козель – первый роман (в стиле «романа ужасов») из исторической «саксонской трилогии» о событиях начала XVIII века эпохи короля польского, курфюрста саксонского Августа II. Одноимённый кинофильм способствовал необыкновенной популярности романа.Юзеф Игнаций Крашевский (1812–1887) – всемирно известный польский писатель, автор остросюжетных исторических романов, которые стоят в одном ряду с произведениями Вальтера Скотта, А. Дюма и И. Лажечникова.
В творчестве Крашевского особое место занимают романы о восстании 1863 года, о предшествующих ему событиях, а также об эмиграции после его провала: «Дитя Старого Города», «Шпион», «Красная пара», «Русский», «Гибриды», «Еврей», «Майская ночь», «На востоке», «Странники», «В изгнании», «Дедушка», «Мы и они». Крашевский был свидетелем назревающего взрыва и критично отзывался о политике маркграфа Велопольского. Он придерживался умеренных позиций (был «белым»), и после восстания ему приказали покинуть Польшу.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.