Последняя из рода Тюдор - [177]

Издав приглушенный яростный вопль, она выбегает из комнаты, а я смеюсь ей вслед. Это мое основное развлечение – досаждать леди Грешем. И грядущий королевский визит даст мне еще больше подобных возможностей.

* * *

Вообще-то все проходит идеально. Елизавета обедает в зале для торжественных приемов и смотрит пьесу, восхваляющую ее величие и могущество. Проходит по торговому залу – причуде сэра Томаса. Купцы не собираются здесь, как на бирже в Брюгге. Ювелиры и продавцы не переместили свою торговлю сюда, предпочитая традиционные прилавки или передние комнаты своих домов, выходящих на оживленные городские улицы. Сэр Томас упросил своих арендаторов принести товары к появлению королевы, и в каждом магазинчике он покупает ей подарок. Елизавета принимает дары и лесть с видом довольной и толстой рыжей кошки и вызывает глашатая, чтобы тот объявил о новом названии торгового зала – теперь это Королевская биржа. Сэр Томас наконец-то сможет зарабатывать здесь деньги, а его эмблема в виде кузнечика поскачет по всему Лондону.

– И вас освобождают, – говорит леди Грешем, заглядывая в конце дня в мои покои. Выражение лица у нее неприятное, щеки раскраснелись от вина и успешного обеда. – Сэр Томас попросил королеву, и она сказала, что вы можете покинуть нас.

– Я буду рада отъезду, – отвечаю я ровным голосом этой непривлекательной разносчице хороших новостей, неожиданно выступившей в роли ангела-вестника. – Мне разрешается увидеть мужа?

– Не знаю. – Помучить меня отказом у нее не получается. – Но вы точно уезжаете.

Грешем-хаус, Бишопсгейт, Лондон. Осень 1571 года

Я жду приказа, чтобы собрать книги и посадить Мистера Ноззла в корзинку для переезда, но ничего не получаю. Потом становится известно, что Уильям Сесил был занят другими делами. Он раскрыл серьезный заговор по захвату Елизаветы в плен. Томаса Говарда обвиняют в сотрудничестве с Испанией: он планировал собрать армию, чтобы возвести Марию на трон вместо нее. Двор гудит от страха, и никто не намерен выпускать на свободу еще одну наследницу, еще одну Марию, пусть даже речь идет обо мне, а всем известно, что я ничего плохого не сделала. Томаса Говарда снова заключили в Тауэр, усилили охрану при доме моей тетушки Бесс, и вот трое кузенов Елизаветы опять в заточении.

Пишу Томасу:

Я думала, что смогу приехать к тебе, но все откладывается. Молю Господа о том, чтобы это была лишь временная задержка. В моем сердце и моих молитвах я всегда с тобой. Твоя любящая и верная жена, М.К.

* * *

Ответа не приходит, однако я не волнуюсь, так как, вероятно, Томас еще не получил мое письмо или не может отправить тайную записку. Сижу у окна, выходящего на лондонскую улицу, и вдруг замечаю, что к дому приближается врач. Кто же его вызвал? Я на здоровье не жаловалась. Может, леди Грешем отравилась собственной желчью?

Сэр Томас сам открывает ему дверь, и доктор Смит заходит в комнату. Значит, он ко мне. С тревогой встаю со стула. Если прислали сообщение о том, что я свободна, то почему с врачом? И из-за чего у них обоих такой мрачный вид?

Я не жду официального знакомства или поклона.

– Говорите, – сразу прошу я. – Пожалуйста, немедленно выкладывайте, что вы хотели мне сказать.

Двое мужчин переглядываются, и в этот момент я понимаю, что потеряла любовь всей моей жизни.

– Томас? – спрашиваю я.

– Да, миледи, – тихо отвечает доктор. – С сожалением сообщаю вам, что он умер.

– Мой муж? Мой Томас, Томас Киз? Королевский привратник, самый большой человек при дворе? Томас, который на мне женился?

Я все думаю, что вышла какая-то ошибка. Мой Томас не мог пережить зиму во Флитской тюрьме, вернуться в Кент, прислать записку с обещанием скорой встречи, а затем умереть до того, как мы снова увидимся. Наша странная история любви не могла завершиться таким несчастьем. Это какой-то другой Томас, а не мой высокий супруг с широкими плечами и добрыми глазами, который внимательно рассматривает каждого, кто приближается к его воротам.

– Да, миледи, – повторяет врач. – Боюсь, он скончался.

Остерли-Парк, Мидлсекс. Весна 1572 года

Позже, намного позже мне рассказали, что при этих словах я побледнела и потеряла сознание, и они думали, что я больше не открою глаза. Я молчала, и им показалось, что эта новость убила меня. Когда я все-таки очнулась в кровати, то спросила, правда ли это, а услышав: «Да, да, Томас Киз мертв», опять закрыла глаза и отвернулась к стене. Глядя на нее, я ждала смерти. В тот момент я решила, что потеряла всех, кого любила, всех, кто был мне дорог, и поэтому жить дальше бессмысленно, это пустая трата времени – я лишь злю королеву, которая превратилась в чудовище, как и ее отец, в огромного крота, живущего в недрах Англии и пожирающего лучших потомков страны.

То, что злоба Елизаветы погубила лучшего человека Англии, великого мужчину с великим духом, не является доказательством ее мощи, а лишь подтверждает, как сильна зло-вредность женщины, которая думает только о себе. Елизаветой движет тщеславие. Всего один намек на предпочтение другой – и ты мертв. Стоит мужчине выбрать другую женщину, и его ждет изгнание. Даже такому, как Томас, верно служившему королеве и полюбившему малютку, что едва доходила ему до широкого кожаного пояса, даже Томасу не позволили жить счастливо, как только он перевел взгляд с Елизаветы на кого-то еще – меня.