Последняя из амазонок - [127]

В разгар этого сражения упавшая перемычка, не то дверная, не то оконная, раздробила мне стопу. Меня ослепила острая боль. Товарищ, имени которого я так и не узнал, оттащил меня за гробницу, сорвал с себя тунику и перевязал моё копыто. Это при том, что у него самого икра была пробита железным наконечником скифской стрелы.

— Ты слышишь, брат? — обратил он моё внимание на очередной шквал приветствий, связанных с новой победой Антиопы. — Всякий прилив сменяется отливом.

Процитировав поговорку, означавшую в его устах то, что вал варваров, едва не захлестнувший Акрополь, теперь откатывается, мой спаситель усадил меня, прислонив спиной к кладбищенской ограде, а сам устремился туда, где кипел бой.

Долго ли оставался я там, привалясь к ограде, сказать трудно. Кажется, сквозь пелену боли мне удалось увидеть Селену, сражавшуюся пешей. Потом сознание моё помутилось, и у меня сохранилось лишь смутное воспоминание о том, что какие-то два воина перенесли меня выше по склону. Наконец мне дали вина, и я пришёл в себя.

С того места, где меня оставили, была хорошо видна вымощенная камнем площадь севернее Некрополя, служившая в мирные дни местом сбора подёнщиков, ищущих работу. На моих глазах вождь Садук, жаждавший отомстить Антиопе за гибель сына и неистово метавшийся по полю боя в поисках царицы, обрёл предмет своей ненависти. Одновременно с тем я увидел Селену. Вместе с таскавшейся за ней повсюду Барахлошкой она, пешая, присоединилась к телохранителям, прикрывавшим фракийского вождя.

Напротив них развернулась афинская фаланга. Антиопа верхом выехала вперёд, чтобы ответить на вызов вождя траллов.

Тот устремился в лобовую атаку, намереваясь, как только они сшибутся, выбить из соперницы дух двуручной эдонейской булавой, но в последний момент то ли растерялся, то ли решил, что нашёл более удачный приём. Вместо того чтобы с размаху обрушить дубинку, Садук метнул её с тем расчётом, чтобы угодить в царицу тяжеленным набалдашником. Эта штуковина, попади она в цель, могла бы уложить на месте воительницу или размозжить голову коню, однако Антиопа, рассчитав полёт чудовищного снаряда, отскочила в сторону, так что орудие убийства лишь задело её бедро.

Впрочем, даже попадание вскользь выбило амазонку из седла, оставив её пешей и почти безоружной — если не считать секиры за спиной и короткого меча на поясе. С полсотни афинских пехотинцев, поддерживавших её наступление, разлетелись кто куда, как перепела, едва могучий фракиец, развернув коня, на полном скаку подхватил с земли свою смертоносную булаву и снова помчался на спешенную Антиопу.

Она стояла неподвижно и, лишь в последний момент уклонившись от удара, нанесённого правой рукой противника, левой возила свой клинок в грудь рослого, мускулистого вражеского коня. Впоследствии бойцы из похоронной команды рассказывали мне, что меч вошёл в плоть животного не по рукоять, а вместе с рукоятью, так что его было непросто найти, не говоря уж о том, чтобы извлечь.

Животное упало, придавив Садука, и выбраться из-под коня фракиец не успел. Антиопа секирой снесла ему голову.

Несколько афинских пехотинцев подвели к ней пойманного ими Хлебокрада. Антиопа вскочила в седло. Сбитый при падении шлем потерялся, и её голову покрывала лишь густая шапка спутанных, как у Горгоны, пыльных и потных волос. Обе руки царицы были по локоть в крови, кровь текла из разбитых губ. Зубы, и те почернели от спёкшейся крови.

Фракийцы, не выдержав этого ужасного зрелища, дрогнули, и афиняне устремились на них с азартом хищников. Наш торжествующий рёв могучим эхом прокатился между Акрополем и холмом Ареса. То был клич людей, поверивших в близкую победу.

Чаша весов склонилась на нашу сторону.

Но воительницы Амазонии ещё не сказали своего слова.

Первой из клубов дыма, поднимавшихся над руинами фонтана позади Элевсиниона, возникла Главка Сероглазая. Она находилась как раз ниже меня, так что я прекрасно видел, как эта женщина, вложив метательное копьё в копьеметалку, призвала богов стать свидетелями её славы. Выехав на площадь позади безоглядно рвавшейся вперёд Антиопы, она могла бы сто раз без помех поразить бывшую сестру ударом в спину, но гордая воительница не желала бесчестной победы. Остановив коня, она окликнула царицу и снова перешла на галоп, лишь убедившись, что та развернула коня и скачет ей навстречу.

Преимущество Антиопы заключалось в том, что она мчалась вниз по склону. Съезжаясь, они метнули свои копья, вдвое превосходящие обычные по длине. Обе, внимательно следя за полётом вражеского оружия, резко повернули коней, чтобы уйти от смертоносных наконечников. Случается, когда копьё бросают вверх по склону, оно как бы попадает на воздушную подушку. Кроме того, как нередко бывает в такой час, поднялся ветер. Эти два обстоятельства, наложившись одно на другое, повлияли на меткость броска Сероглазой. Антиопа припала к гриве Хлебокрада, и копьё соперницы, просвистев над её плечом, вонзилось в пень фигового дерева, расщепившись от силы удара.

Копьё Антиопы летело вниз по склону, а от ветра его прикрывал боковой отрог. Поэтому оно, словно его древко и наконечник превратились в некое смертоносное существо, устремилось точно туда, куда было нацелено.