Последняя из амазонок - [109]

Мало у кого хватало мужества посмотреть вниз, рассказывал мой родич. Заряжающие лишь с плачем и стонами подтаскивали снаряды и отворачивались, когда производился выстрел. Сам Талое видел, что происходило при падении каменного града, и это жуткое зрелище преследовало его потом долгие годы. Другое дело, что он выполнял обязанности наводчика и поэтому обязан был смотреть, куда бьют машины.

Снова и снова обрушивали баллисты вниз свои смертоносные снаряды. Сердца афинян разрывались, но они выполняли приказ своего царя, который был ещё жив и распоряжение которого оставалось в силе. Более того, они принялись стрелять ещё чаще, чтобы, раз уж другого выхода нет, поскорее покончить с этим ужасом. Обороняющиеся подтащили машины с других участков стены. Все, кто умел с ними обращаться, взялись за рычаги. Поднявшиеся на стену женщины подносили камни. Каждый залп вбивал в землю и своих и чужих, размазывая их по склону.

И враг не выдержал. Наступавшие отхлынули, выходя из-под обстрела, тогда как уцелевшие эллины (мало кто из них не был ранен) вновь рванулись к стене. Вниз, с гребня, спешно спускали верёвки, шесты, даже связанные простыни. Под восточной башней я увидел Тесея: царь прикрывал отход и взялся за канат, лишь убедившись в том, что все оставшиеся в живых подняты наверх.

Что же до меня, то я вскарабкался без троса или шеста, цепляясь голыми руками за трещины и выступы кладки, на которых не удержалась бы и ящерица. Порой страх позволяет человеку совершить невозможное, ибо нет более могучего стимула, нежели желание выжить.

Глава 28 ИСПЫТАНИЕ СИЛЫ ДУХА

ПРОДОЛЖЕНИЕ РАССКАЗА ДАМОНА

Под холмом Нимф, на месте бывшей рыночной площади, единственном ровном месте, не занятом воинскими лагерями, амазонки и скифы устроили конное ристалище. Именно там на второй рассвет после памятного, описанного мною сражения Тесей встретился с Элевтерой в поединке чести. Никаких предварительных соглашений не заключалось: в случае поражения Элевтеры амазонки не принимали на себя обязательства снять осаду и отправиться по домам, а город, если погибнет Тесей, не обещал открыть ворота и сдаться на милость победителя. Но и при отсутствии официальных договорённостей исход этого поединка имел огромное значение, ибо и осаждённые и осаждающие были склонны видеть в нём противоборство не только своих вождей, но и стоящих за ними богов. Людям предстояло воочию убедиться в том, кому из противников благоволят высшие силы.

Племена востока склонны во всём, даже в том, как отклоняется на ветру струйка мочи, видеть признаки сверхъестественного вмешательства: недаром они столь азартны и склонны к риску. В глазах дикаря способность поставить всё на кон есть не порок (подобное утверждение, как и само понятие «порока», он нашёл бы абсурдным), но способ выявить силу человеческого духа, или, как говорят они на своём наречии, «эдор». Варвары готовы держать пари на что угодно: они станут спорить, сильно ли облетит дерево при первом порыве ветра или долго ли продержится под пытками пленник, прежде чем испустит дух. Выиграв спор, варвар ликует и веселится, а проиграв — скорбит и печалится.

Удивляться этому не следует. Цивилизованный человек видит в окружающем мире некую данность, существующую отдельно от небес и подчиняющуюся причинно-следственным закономерностям. Варвар же воспринимает это совсем иначе. По его разумению, наша земля есть лишь смутное отражение некоего иного мира, каковой воспринимается им как одно из проявлений Всемогущего. Опыт для варвара есть игровая доска: он бросает кости и ждёт, что они одарят его откровением. Дикарю ведомо, что такое горе; птицы на языке варвара не поют, но «стенают», ребёнок не плачет, но «печалится». Считая себя хранителем духа вольности, варвар пребывает в рабстве у невежества и заблуждений. При всей своей отваге он дрожит от суеверного страха, стоит зайцу перебежать ему дорогу, и готов отказаться от долго готовившегося похода, усмотрев дурное предзнаменование в полёте воробья.

Амазонки чуточку разумнее большинства племён, однако, если уж на то пошло, многие наши соотечественники подвержены суевериям ненамного меньше варваров. Большинство сподвижников Тесея — и уж, конечно же, все приверженцы Элевтеры — были склонны узреть в результате намеченного противоборства вождей не что иное, как приговор Высшего Суда. Те, чей боец возьмёт верх, восторжествуют и в этой войне, а сторонники проигравшего неизбежно обречены на гибель. Таково было мнение подавляющего большинства, и не стоит удивляться тому, что в обоих лагерях не пренебрегали даже самыми дикими и несуразными средствами, дабы снискать для своего бойца поддержку и благоволение небес.

Мы с братом, так уж вышло, оказались в команде, которой поручили забрать с поля боя тела павших. Амазонки и скифы своих уже унесли. Выйдя в тот вечер из ворот, мы увидели, как наши противники в своих становищах на холмах напротив Акрополя, готовят угольные ямы, над которыми собираются жарить на вертеле наших пленных, и дыбы, на которых этих несчастных будут свежевать. Именно таким образом дикари намеревались склонить высшие силы на свою сторону.