Последняя история Мины Ли - [67]

— Не знаю. Он давным-давно нас покинул.

— Куда же он ушел? — спросила Марго, обращаясь к потолку и шлепая по воде ножками.

— Не знаю. — Мама поменяла позу. Ее руки были покрыты пеной. — У меня тоже никогда не было отца. Ты задаешь слишком много вопросов.

По ее щеке скатилась слеза, быстрая и беззвучная.

Марго откинула голову, и мама аккуратно смыла шампунь, стараясь не забрызгать лицо. Она отчаянно хотела прогнать слезы из глаз матери. Было мучительно наблюдать, как мама, которая усердно и безропотно работала день за днем, проявляет эмоции, так стремительно обнажая свою душу. В эти редкие моменты огромной нежности и хрупкости, когда их душевное равновесие дрожало и звенело, как стеклянные бокалы в шкафу во время землетрясения, Марго узнала, что семьи — главный источник боли, независимо от того, потеряли ли они нас, бросили или просто мыли нам голову.

Все эти чувства к подростковому возрасту переросли в своеобразную ярость, когда мир начал требовать от Марго ответов: «Где твой папа? У тебя нет отца? Чем твоя мама зарабатывает на жизнь? Как долго вы живете в этой квартире?» Сами вопросы будто осуждали все то, что ни она, ни мама не могли себе позволить или изменить.

Ведь в этом все дело, не так ли?

Деньги могли бы сделать мир безупречно чистым. Какая иллюзия.

Сидя на ковре, Марго уставилась на ключик, лежащий на тумбочке рядом с маминой кроватью. Ключ — такой банальный символ. Однако порой правда лежит прямо перед нашим носом, ожидая, когда мы будем готовы поглотить ее со всеми его зубчиками, когда поймем, что достаточно сильны, чтобы выдержать ее вес.

Прошло восемь лет с тех пор, как Марго переехала в Сиэтл, восемь лет невнятных бесед по телефону и коротких визитов на каникулы, которые в основном проходили за работой на рынке. Марго верила, что они могут жить так вечно, что расстояние не причинит им особой боли.

Только теперь она осознала, как много правды осталось в тени. Как в дереве, потерявшем листву, молча готовящемся к ветру и холоду, при определенных условиях сок внутри мог вновь выпустить почки — хрупкие откровения.

Положив ключ от банковского сейфа и документы в сумочку, Марго открыла дверь квартиры и окинула взглядом мамин дом — повсюду сумки с вещами для пожертвования и куча хлама в центре комнаты. Вид одновременно радовал и ужасал. Она наконец нашла способ избавиться от этого места, от этой квартиры, которая мучила ее своей тоской, своей бедностью, грязными окнами, бесформенным и выцветшим диваном и кофейным столиком с кольцами от кружек, похожими на высохшие следы от ног. И все же ей хотелось броситься на эти груды вещей и остаться там навсегда, как в комнате ожидания, пока не вернется мама или пока вселенная каким-то образом не выдаст ответы, которые ей нужны, чтобы принять решения и продолжать жить, как и все вокруг.

Марго заперла за собой дверь.

По темному и затхлому лестничному пролету, держась за перила, поднимался хозяин здания.

— Извините, — обратилась к нему Марго. — Я оставила вам сообщение о своей маме, вы получили?

— О, да, да, простите. У меня было столько дел и…

— Почему вы солгали полицейскому? — перебила его Марго.

— Я солгал?

— Да, полицейскому. — Она скрестила руки на груди. — Сержанту Цою. Вы сказали ему, что ничего не слышали из квартиры моей матери. А мне вы говорили…

Хозяин улыбнулся, словно эта ситуация его забавляла, и провел рукой по густым седым волосам.

— Я же говорил, что полиция ничего не предпримет. Нет необходимости их сюда вмешивать. Мне не нужно, чтобы они рыскали по зданию и пугали жильцов. Как это поможет вашей маме?

— Но вам не кажется…

— Полиция нам ни к чему.

— Я поняла, только вам не кажется, что если маму убили, то вашим жильцам хотелось бы помочь найти убийцу?

Раздраженно фыркнув, хозяин поднялся еще на несколько ступеней ей навстречу.

— Я просто пытаюсь вести бизнес, понимаете? Не то чтобы мне было все равно.

Марго вдруг представила, как толкает его, и его коренастое тело летит вниз, голова ударяется о ступеньки. Она вздрогнула от этой картинки, от ее жестокости. Это будет похоже на несчастный случай.

— Я просто не думаю, что полиции можно доверять, — продолжал хозяин. — Зачем рисковать? Зачем вмешиваться? Вы не думаете, что уже достаточно людей пострадали? Уже слишком многие пострадали.

— Вы выставили меня лгуньей.

— Послушайте… Мне жаль. Я пытаюсь… — Его голос дрогнул. — Я изо всех сил пытаюсь удержаться на плаву. Поверьте мне. Я вечно на грани разорения. — У него на глаза навернулись слезы. — Если бы разговор с полицией мог помочь вашей маме, я бы обязательно им все рассказал, правда, но я уверен, что это не поможет. Я многое повидал за свою жизнь.

Марго колебалась. Мама, скорее всего, поступила бы так же.

— Может, я и не очень хорошо здесь справляюсь, но стараюсь изо всех сил, — продолжал мужчина. — Знаю, никому не нравится хозяин. Я вообще никогда не хотел этим заниматься, моя жена настояла. А теперь я застрял здесь, как и все остальные. Что мне еще делать? Меня никуда не возьмут. Такой, как я, никому не нужен. Никто из нас не нужен, понимаете?

— О чем вы?

— Была бы их воля, они бы все здесь снесли и превратили в модный таунхаус или что-нибудь в этом роде. Избавились бы от всех нас. Им нравится наша работа, но не нравятся наши лица и язык, понимаете? Это целая преступная схема, и теперь мы все в ней застряли. Как в той серии «Сумеречной зоны» — вы вряд ли помните, — та, что с игрушками, запертыми в мусорном ведре. Мы — эти игрушки.