Последняя история Мины Ли - [53]

— Ты знаешь, как много я работаю? — кричала мама по-корейски. — Ты знаешь, как мне тяжело? Я уже много лет не развлекалась и вообще забыла, что значит веселиться.

— Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива? — кричала Марго в ответ по-английски, не заботясь о том, что их услышат соседи.

— Ты должна сидеть дома и учиться! Ты хоть представляешь, как тебе повезло? Знаешь, чем я занималась в твои годы? — Мама воинственно ткнула себя пальцем в грудь. — В детстве я целыми днями работала на фабрике. Знаешь, каково это? Меня все время тошнило. С такими детьми, как мы, случались ужасные вещи. Мы все были обузой — лишними ртами, которые нужно кормить. Пришлось научиться кормить себя саму. Какое уж тут веселье? В нашем мире не до веселья.

Мамина строгость объяснялась желанием защитить дочь от мира, в котором она не видела ни безопасного уголка, ни бескорыстной доброты. Разумеется, именно таким мама видела этот мир — так много в ее характере было обусловлено ее прошлым. Как и все кругом, она плыла по реке прошлого. Только ее река была особенно вязкой и черной, наполненной дымом и пламенем.

По лицу Марго текли слезы. В голове билась единственная мысль — выбраться из этой комнаты, вдохнуть свежего воздуха. Она вскочила, вцепившись в подлокотник дивана, и кинулась к выходу, бросив напоследок:

— Извините, что пришла так поздно.

Она взялась за дверную ручку, но голос миссис Бэк задержал ее.

— Твоя мама… Ей было очень одиноко в Америке. — Возможно, она пыталась помочь Марго простить себя, простить наконец маму.

Марго не обернулась. Она ненавидела слово «одиноко». Ей хотелось крикнуть: «При чем здесь я? Я не виновата, что родилась. Мне тоже было одиноко. Я была никому не нужна». Стиснув зубы, она промолчала.

— Ее одиночество знакомо многим из нас, — продолжала миссис Бэк. — Такие женщины, как мы… с нами такое постоянно происходит. Вот почему… мы такие, какие есть. Вот почему мы принимаем те решения, которые принимаем. Чтобы выжить. Чтобы справиться. Чтобы защитить друг друга. Ради тебя она была готова на все. Ты ее оберегала. Ты ее спасла.

Марго больше не могла этого выносить. Она вылетела из квартиры, жадно хватая воздух ртом, сбежала по лестнице и бросилась к машине, где сидела какое-то время, пытаясь восстановить дыхание. Одинокий фонарь освещал пустой тротуар.

«Такие женщины, как мы».

Мысли метались в голове, как загнанное животное. Как сеть, которая обвилась вокруг лодыжек Марго, угрожая утащить в море.

«Ты ее спасла».

Неправда. Она опоздала.

Марго завела машину и направилась к автомагистрали вдоль парка Макартур, мимо черного озера, мерцающего размытыми отблесками света. Она вдруг осознала, что никогда не водила машину в Лос-Анджелесе — до переезда в восемнадцать лет вся ее жизнь была ограничена автобусами, прогулками и ездой с мамой на пассажирском сиденье. И все же она могла выехать по крайней мере на автомагистраль 10, как будто указатели каким-то образом отпечатались на карте ее памяти, на костях ее рук и ног, которые теперь вели машину навстречу океану.

Марго никогда не заезжала на пирс, который возвышался над водой и словно уходил под океан, как подъездная дорожка к дому. Колеса грохотали по доскам. Марго представила, как надавит на газ и улетит в воду, снося металлические поручни, как в финале фильма «Тельма и Луиза». На мгновение она станет невесомой и свободной, прежде чем погрузиться в ужасную глубину. Глоток соленой воды принесет одновременно конец и облегчение.

На стоянке пирса Марго заглушила мотор и уставилась на черный океан и колесо обозрения — прожектор из спиц, который пульсировал, как сердце этого места, подобно сказке, вверх и вниз, окуная пассажиров обратно в жизнь и возвращая на небо, снова и снова. Марго вышла и бросилась к билетной кассе, пустой в такое позднее время. Купив билет, она встала в очередь к колесу. Пока она стояла, соленый воздух и запахи ярмарочной еды немного очистили голову.

Марго ступила в одну из раскачивающихся под ней кабинок и, дождавшись, когда сядут остальные, начала подниматься в черную ночь, жадно хватая воздух ртом.

Мина Зима 1987/88 г.

Мина часто вспоминала вечер, когда они впервые поцеловались на колесе обозрения. Кабинка под ними покачивалась, они кружили вновь и вновь в размеренном темпе, паря в ночном небе. Зубы стучали от холода, воздух пах солью, на губах ощущалась сладость горячего шоколада. Его дыхание щекотало ухо и шею, Мина прижималась к нему губами и всем телом. Пробирал ужас одновременно от страха упасть и от ощущения свободного падения в пучину чувств и эмоций.

Она составила опись его добрых поступков — как он отдал ей свою куртку и потом принес горячий напиток, чтобы согреть, а когда во время поездки на колесе она закрыла глаза, он не стал ее дразнить, как, скорее всего, поступил бы ее муж — не из жестокости, а из-за веселого нрава, который так привлекал ее более серьезную сторону.

А вдруг его доброта — лишь уловка? Что, если она подпустит его ближе, преподнесет ему свою любовь, а он изменится? Что, если она вновь полностью растворится в чувствах, иллюзии возможного счастья? А если, если, если?..