Последняя инстанция - [191]

— Да, — ответил Джек-младший. — Не всегда.

Джек-старший сказал:

— Мы не проиграли, Джек. Мы просто не победили.

В телефоне на мгновение воцарилась тишина.

— Хорошо.

Райан спросил:

— Какие у тебя планы, сын?

— Вернуться домой. Я поговорил с Джерри — он нашел новое здание в округе Фэрфакс, а Гэвин придумал что-то, что позволит нам продвигаться вперед.

Райан ответил:

— Хорошо. Я знаю, тебе было тяжело без команды. Но не могу не сказать, что мне хотелось бы, чтобы у тебя жизнь была поспокойнее, чем у меня.

Джек-младший ответил:

— Мы оба убедились, чем обернулась для меня «спокойная работа без всякой опасности».

— Да. И это я втянул тебя во все это.

— Ты мне доверился. Спасибо.

— Ну, а как же. Как вернешься, загляни. Я скучаю по тебе.

— Обязательно, папа. Я тоже соскучился.

Эпилог

Тридцать лет назад

Аналитик ЦРУ Джек Райан вышел из такси перед своим домом на Гриздейл Клоз. Он был рад, что позаимствовал пальто у коллеги в Сенчури-хаус, потому что здесь, в Чатэме, ночью было холодно. На нем не было часов, он снял их в Берлине, когда врач обрабатывал его рану, после чего сунул их в чемодан. Но поскольку улица была пуста, он предположил, что, должно быть, уже за полночь.

Уже сев на поезд от вокзала Виктория, он подумал, что нужно было позвонить домой с работы. Вместо этого, он по настоянию сэра Бэзила отправился к врачу со своим плечом, после чего несколько часов составлял отчет, основываясь на сообщении, отправленном утром из Берлинской Миссии. Первый вариант отчета занял одиннадцать страниц. перечитав его в Сенчури-хаус, он добавил еще пять, используя карту Берлина и некоторые другие справочные материалы, которые помогли ему точно описать каждую деталь.

Он слишком увлекся и забыл позвонить Кэти, а когда вспомнил об этом, был уже в поезде.

Он вошел через парадную дверь так тихо, как только мог — не хотел разбудить детей. Положив свой багаж внизу в фойе, он начал снимать обувь, чтобы двигаться как можно тише, но услышал Кэти, идущую по коридору в темноте.

Кэти почти бросилась в его объятия.

— Я скучала по тебе.

— Я тоже.

Романтический момент нарушил ее вопрос:

— У тебя новое пальто?

— Нет. Я одолжил его. Долго объяснять.

Они обнимались и целовались всю дорогу до гостиной, где Кэти села на диван. Для него она выглядела красивой даже в этом халате. Джек снял пальто, забыв, что его правое предплечье выглядело так, как будто было мумифицированным.

— О, боже! Что случилось?

Джек пожал плечами. Он не мог обманывать Кэти не только потому, что она была его женой, но и потому что она была хирургом. Ей было достаточно одного взгляда на его предплечье, чтобы понять, что его полоснули ножом.

Через несколько секунд она уже снимала бинты, держа его руку на краю стола, ближе к свету лампы. Она осмотрела его опытным глазом.

— Тебе повезло, Джек. Рана длинная, но совсем неглубокая. Похоже, кто-то постарался, когда бинтовал тебя.

— Да.

Она начала перебинтовывать руку.

— Я обработаю и перебинтую рану утром. Что произошло?

— Я не могу рассказать.

Она посмотрела на рану, а потом в его глаза. В ее взгляде читалась озабоченность и боль.

— Я знала, что ты так скажешь.

— Я не могу, — повторил он, умоляя ее не допытываться.

И это сказало ей практически все, что ей было нужно знать.

— Это как-то связано с ЦРУ? Это единственная причина, по которой ты можешь молчать. На тебя напали?

Можно и так сказать, подумал он. Но была не только немецкая террористка с ножом. Еще был снайпер и неизвестные громилы у Берлинской стены. Но, конечно, он ничего не сказал об этом. Он просто сказал:

— Я в порядке, милая. Честно.

Она не поверила ему.

— Я смотрела новости. Ресторан в Швейцарии. Художественная студия в Берлине. Боже, Джек, где ты был?

Райан мог бы ответить «и там и там», или проявить пунктуальность и отметить, что на самом деле это случилось не в художественной студии. Вместо этого, он сказал:

— Кэти, поверь мне. Я не искал приключений.

— Да ты их никогда не ищешь. Но когда они случаются рядом, ты просто не можешь пройти мимо.

Джек обвел глазами комнату. Он слишком устал, чтобы выяснять отношения. В любом случае, он не так уж много мог сказать. Она была права. Она вышла замуж не за солдата или шпиона. Она вышла замуж за коммерсанта и историка. Он же был одним из тех, кто вечно ввязывается в такие ситуации, как в Берлине. Он не мог сказать, не покривив душой, что Берлин сам нашел его.

Он сказал единственное, о чем мог думать, единственное, что имело для него теперь значение:

— Я люблю тебя, и я рад быть дома.

— Я тоже люблю тебя, Джек, и хочу, чтобы ты был рядом. Именно поэтому мне становится так чертовски тяжело, когда тебя нет несколько дней, а потом ты возвращаешься домой с ножевым ранением. Пожалуйста, скажи, что ты понимаешь меня.

— Конечно.

Они обнялись. Конечно, проблема, на самом деле, не была решена, но она показала ему, что на данный момент не хочет разбираться с этим.

Кэти сказала:

— Извини, но у меня операция в девять.

Джек посмотрел на часы. Час ночи. Прошлой ночью в это же время он встретил Марту Шёйринг, позавчера оказался в двух шагах от боя, три ночи назад оказался в Цуге, глядя, как горит ресторан.