Последняя индульгенция. «Магнолия» в весеннюю метель. Ничего не случилось - [14]

– Нет. Сказала только в понедельник вечером, что с завтрашнего дня ей дали отпуск на несколько дней. Создалась такая ситуация.

– И еще один вопрос, – продолжал писать Розниекс: – когда она поехала в Пиекрастес, что у нее было с собой?

– С собой? Ничего. Как всегда.

– Дорожной сумки, например?

– Нет. Она же собиралась назавтра вернуться.

– Вы осмотрели одежду матери и прочие вещи. Ничего не пропало?

– Ничего.

– В тот вечер шел дождь?

– Да. У нее был зонтик.

– Где она его обычно носила?

– В сумочке. Зонтик складной. Да, вот сумочки я не видел.

– А вы уверены, что сумочку она брала с собой?

Ромуальд засомневался.

– Она всегда ее носила, там же были… – Ромуальд смутился. – Всякие женские мелочи.

– Деньги она взяла с собой?

– Кто же едет без денег? И еще дома нет ее служебного удостоверения и удостоверения дружинника.

– Одна из свидетельниц видела, что ваша мать, сойдя с поезда в Пиекрастес, вынула из сумочки зонтик, раскрыла и пошла. Но сумочки мы так и не нашли.

– Значит, ограбление!

– Пока это не подтверждается. – Следователь предупреждающе поднял руку, перевернул страницу и продолжал писать.

Дверь со скрипом отворилась, вошел Стабиньш.

– Ну кончили? – нетерпеливо спросил он. – Надо еще съездить в магазин, поговорить, позондировать почву. Иначе до вечера не справимся.

Розниекс писал быстро, мелкими, острыми буквами. Не поднимая головы, ответил:

– Поезжай один. Но зондируй осторожно: не исключено, что там неладно. А мы с Ромуальдом съездим к нему домой, он разрешит мне познакомиться с перепиской его матери.

В глазах Ромуальда были боль и непонимание.

IX

Взгляды продавщиц вонзились в спину и, казалось, пригвождали его к полу – так неотрывно за ним наблюдали Может быть, не стоило ехать в форме? Не было бы такого волнения. Хотя – чем больше тревоги, тем скорее кто нибудь может выдать себя. Улдис отворил дверь со старомодной табличкой «Директор». Расплывшаяся женщина напоминавшая подошедшее тесто, готовое переползти через край квашни, казалось, заполняла тесный кабинетик до отказа. Широкое накрашенное лицо с висящим двойным подбородком выражало уверенность в себе.

– Заходите! – проговорила она низким грудным голосом Подняла глаза и, увидев милицейскую форму, повторила куда любезнее: – Входите, прошу вас. Чем могу служить?

Улдис оценил ситуацию: «Здесь поговорить с работниками магазина не удастся. Директорша задавит любую откровенность. Да и если она выйдет, ничего не изменится. Подействует атмосфера кабинета и ее незримое присутствие».

Он постарался выглядеть как можно простодушнее.

– Я, видите ли, по делу вашей работницы Ольги Зиедкалнс. – Скрывать причину прихода не было смысла: это лишь удвоило бы интерес. – Вы знаете, наверное, что она погибла в автокатастрофе.

– Знаю, знаю, как же, – поспешно подтвердила директор. – Очень аккуратная была работница, положительная. Кто бы мог подумать! – свои чувства она выразила в глубоком вздохе.

Этот вздох и та интонация, с какой было произнесено слово «положительная», резанули слух Улдиса.

– Как это случилось? Расскажите! Товарищ Зиедкалнс была у нас передовым работником, ее портрет всегда был на доске Почета. Прекрасный человек.

Директор, видимо, пыталась втянуть Стабиньша в разговор, чтобы узнать как можно больше прежде, чем сама начнет говорить.

– Садитесь, пожалуйста! – Она указала на стул напротив стола. – Моя фамилия Зале. – И протянула руку с тщательно сделанным маникюром. – Бедная Оля! Расскажите, пожалуйста!

Однако такой поворот разговора не устраивал Стабиньша. Он еще не чувствовал себя достаточно вооруженным фактами. «Необходимо было перехватить инициативу, чтобы самому диктовать условия. Таким дамам нравятся галантные молодые люди, особенно глуповатые». Он скромно сел, сложил руки на груди.

– Печальный случай. Ее ночью переехала машина у станции Пиекрастес. Я хотел бы поговорить с работниками. В коллективе всегда знают многое о своих коллегах.

Директор глянула бегло, но внимательно, словно пытаясь понять, что же известно инспектору.

– Разве водителя не поймали?

Стабиньш беспомощно пожал плечами.

– Может быть, коллеги скажут, не было ли у нее врагов. Может быть, она причинила кому–нибудь неприятности? – Стабиньш продолжал изображать наивность.

– Старшего продавца Зиедкалнс все мы очень уважали, – уклонилась директор от прямого ответа. – В любом коллективе, как вы понимаете, бывают мелкие неурядицы. Но уж не такие, чтобы так рассчитываться. Абсурд! – возмущенно добавила она. – Поверьте мне, все мы хотим, чтобы виновного скорей нашли, и поможем, насколько будет в наших силах. Однако искать его нужно не среди нас. – Она порылась в столе, вынула начатую пачку «Риги» и нервно закурила. – Извините! – Она придвинула пачку поближе. – Курите, пожалуйста.

– Спасибо. – Улдис взял сигарету, встал и подошел к небольшому, забранному металлической решеткой окну.

За окном виднелось темное, тяжелое небо. «Наверное, снова польет, – подумал Улдис, – как и в тот вечер». Он не любил дождя: дождь нарушал планы следователей, смывал следы, гасил хорошее настроение, не располагал к откровенности. Дождь и темнота – союзники преступника. Жаль, что нельзя привлечь их к ответственности за соучастие.