Последняя Империя. Война с Китаем - [5]

Су Ченглей подтверждал свое имя. Премьер Государственного совета был действительно «большим человеком». При скромном росте метр шестьдесят пять он весил сто двадцать килограмм. Зато Мин Шоушан, никак не подтверждал свое имя — гора долговечности. Шеф пропаганды КПК был невысок, сухощав, и лицо его имело немного лисье выражение — остроносое и чуть вытянутое вперед. За глаза его называли Геббельсом, и не только по внешнему сходству и занимаемому посту. Шоушан к тому же немного прихрамывал, травма, полученная в детстве, невольно делала его еще более похожим на знаменитого министра пропаганды третьего рейха.

Соответствовал своему имени и Чжан Вэйжон — Большой Военный. Министр обороны был высок, тучен и лицо имел такое, что оно так и метило на памятник конному герою. Кто никак не подтверждал своего имени, так это Мао Вейшенг. Руководитель разведки, может быть, и был «рожденным великим», но внешне не выделялся бы из миллиарда точно таких же китайских мужчин в возрасте пятидесяти пяти лет. Разве что слегка выпученные от неправильной работавшей щитовидки глаза. Да разведчику и не нужны особые приметы, скорее наоборот.

Оглядев единомышленников и отставив в сторону чашку Ван Джин кивнул головой:

— Ну, что ж. Сегодня мы собрались здесь, чтобы решить вопрос о дальнейшем пути развития Китая на следующие, я надеюсь, несколько сот лет. У нас есть два пути развития. Один — продолжать экспортировать наш главный ресурс — рабочую силу и этим завоевывать мир, при этом ютясь на большой, но не сильно приспособленной территории, что нам оставили наши благословенные предки. Либо пойти путем всех остальных великих империй и расширяться территориально.

— Если расширяться, то только на север, — предложил Ченглей. — Других свободных территорий у нас нет. Есть Индия, где и так своего народа хватаем, есть Вьетнам, который смог перемолоть США. Только север.

— Преимущества есть в обоих схемах, но экспортировать такое количество людей в более развитые страны — проблематично, — тонко заметил Вучанхо. — Тем более людей с низкой квалификацией, которых у нас переизбыток. Нас уже стали бояться. Пытаются ограничить проезд проживание наших соотечественников, как в Европу, так и в Америку.

— Зато у России слишком много территории. Идет деградация этого монстра. Время России прошло, как прошло время Рима, Великобритании и Монголии. Пора заменить эту прогнившую империю на мировой сцене, — высказался Шоушан.

Чжан Вэйжон снисходительно усмехнулся:

— Даже если мы начнем войну сейчас, завтра, то мы сомнем русских быстро и навсегда.

— Не зарывайтесь, генерал. Точно так же думали и Наполеон и Гитлер, — осторожно парировал Вучанхо.

Ему ответил Вейшенг:

— Мы учтем уроки немцев. Война должна быть действительно молниеносной, все другое для русских не проходит. Тем более что я согласен с генералом. Сейчас оборона русских на наших границах похожа на бумагу — ее можно проткнуть карандашом.

— Но нужно учитывать и настроение народа. Сейчас он очень благожелательно относиться к русским. Они приезжают к нам как туристы, они поставляют нам газ и нефть. Да и политическим вопросам мы всегда идет вместе против американского империализма, — возражал Вучанхо.

— Из любого друга можно быстро сделать врага, — Вейшенг улыбнулся. — Нужно только заставить смотреть на его под другим углом зрения.

— И это мы сделаем, — пообещал Шоушан. — Очень быстро сделаем.

Ван Джин подвел итог обсуждению:

— Я рад, что мы едины в этом вопросе. Какой срок мы отпустим этой дутой империи?

— Пять лет, — предложил Вучанхо.

— Много. Три года. Через три года мы должны смять Россию как пустую консервную банку, — решительно заявил министр обороны. Все остальные закивали головой.

— Хорошо, так и решим, — согласился Генсек. — А чтобы подтвердить это решение, назначаем день начало войны. Ровно через три года — двадцать первого августа.

Они отпили чая. Затем Ван Джин снова взял слово:

— Теперь нам надо решить вопрос с островным Китаем. Этот человек здесь?

— Да, — подтвердил главный разведчик.

— Хорошо, позови его. Надо на него посмотреть, можно ли ему доверять. Дело, которое мы задумали, весьма сложное. В нем много плюсов и много минусов. Надо все тщательно взвесить.

Ван Джин был готов поклясться, что Вейшенг не сказал ни слова, но через полминуты на пороге террасы показался одетый во все белое человек слишком высокого, для среднестатистического китайца, роста. Несмотря на такую комплекцию, гость согнулся слишком низко и раболепно, и его можно было понять — перед ним сидели люди, от которых зависело его будущее. Мин Чангминг был человеком тщеславным и амбициозным, но что значил он, глава небольшой партии островного Тайваня, едва набирающей на выборах двадцать процентов голосов, и руководители гигантской страны с многомиллиардным населением.

После того как гость уселся и отхлебнул из чашки предложенный ему чай, разговор начал Ван Джин:

— Господин Мин, мы ценим ваши усилия по воссоединению континентального и островного Китая, но нас интересует, что именно движет вас по этому сложному и тернистому пути? Каким вы видите Тайвань после воссоединения, и какую роль вы отводите лично себе?