Последняя граница - [28]

– Так теперь все уже, должно быть, кончилось?

– Весьма вероятно, – улыбнулся Шурц. – Вы услышали о войне в прериях, и вам кажется, что большие армии движутся по разным направлениям, маневрируют, что там происходят стычки, настоящие сражения. Слава богу, ничего подобного нет. В Америке этого больше не бывает. И если несколько солдат едут вслед за несколькими глупыми индейцами, которые не понимают, что правительство хочет создать им хорошую жизнь, – это не война. Все равно как если бы полиция преследовала железнодорожного вора. Их приведут обратно и превратят в мирных фермеров, и это самое правильное. Так ведь?

– Или же отправят на Тортегесские острова?

– Да нет! Что за выдумки относительно Тортегесских островов! Конечно, мы здесь, в министерстве внутренних дел, не святые, но мы не ссылаем каждого глупого индейца в тюрьму на эти острова.

– И все-таки индейцы там умирали, – кротко заявил Джексон.

– Так же, как и белые. И это позор. Разве я не понимаю, что это стыд и срам – использовать такое страшное место в качестве тюрьмы! Но вы полагаете, что можно излечить нарыв, просто отмахнувшись от него? Нет, для этого нужно время. Нужен сначала законопроект, затем резолюция, затем обсуждение в комиссиях, голосование. Это и есть демократия.

Джексон посмеивался, глядя на грузного, брызжущего слюной, раздраженного министра. Шурц сказал:

– Закуривайте вашу трубку, я налью вам шнапсу. Я понимаю, что обидно прийти сюда за сенсационными новостями, а уйти без них…

– Я был там, – пробормотал Джексон и выпил виски.

– Где?

– На Индейской Территории.

Шурц уставился на Джексона, широко раскрыв глаза, и репортер ответил ему спокойным и пристальным взглядом.

– Этим летом, – пояснил Джексон.

– Вот как!..

Наступило длительное молчание. Наконец репортер поднялся, собираясь уходить. Шурц снял пенсне и начал тщательно протирать его.

– Это долгий путь – до родных мест, – заметил репортер. – Откуда они?

– Кажется, из Черных Холмов, – сказал Шурц, не поднимая глаз.

– Я там был.

– Вы, кажется, везде побывали…

– Кое-где побывал. Мне понравились Черные Холмы. Может быть, потому понравились, что я никогда не жил в горах. Хороший уголок для Америки!

– Конечно, – сказал Шурц таким тоном, что было ясно: интервью окончено.

– Да, они безумцы. Ведь это тысяча миль от Индейской Территории.

– Может быть, они и безумцы, – равнодушно отозвался Шурц. – Когда слушаешь, как индеец рассуждает, то иногда действительно кажется, что они сумасшедшие. Но разве можно допустить, чтобы триста бродяг шли, куда им вздумается!

Репортер повернулся, чтобы уйти, но голос министра следовал за ним до дверей:

– Я очень сожалею, что оставил вас без сенсации, но никакой войны нет. И с вашей стороны нехорошо будет, если вы напишете о войне. Мы стараемся делать что можно для индейцев, и страна должна знать об этом.

«Полагаю, что страна мало этим интересуется», – подумал Джексон.

Когда репортер ушел, Шурц остался сидеть за столом. Глядя на закрывшуюся дверь, он злился на Джексона, злился на самого себя за то, что вспылил. В сущности, ничего не случилось, и репортер, стараясь выведать что-нибудь, действовал просто наугад. Таковы уж эти репортеры, и если человек разоткровенничается с ними, так и жди неприятностей. Но в данном случае писать будет не о чем. Еще день-другой – и всему этому конец.

Когда спустя несколько часов в кабинет вошел секретарь, Шурц все еще сидел, уставившись в пространство.

– Есть какие-нибудь приказания, сэр? – спросил секретарь.

– Никаких.

– Мистер Фрилинг из Сан Луиса ждет в приемной, сэр.

– Да?

– Вы вчера назначили ему…

– Ах, да… Проводите его сюда. И договоритесь с генералом Шерманом, когда нам с ним встретиться.

Но во все время своего разговора с Фрилингом из Сан Луиса Шурц убеждал себя, что единственной причиной, побуждавшей его увидеться с генералом Шерманом, было желание не допустить, чтобы в печать проникли сведения об этой неприятной истории, и добиться, чтобы с ней было покончено быстро и без шума.

Когда Карл Шурц спустился по лестнице в подвал, Шерман пошел ему навстречу. Старые друзья обменялись теплым рукопожатием. Они закурили сигары и уселись по обе стороны заваленного бумагами письменного стола. Солнечные зайчики играли на документах, на старом дереве, и прохладный, спокойный воздух точно становился теплее от этого. Они беседовали о давних временах и обо всем понемногу и стряхивали сигарный пепел прямо на пол.

Наконец Шурц заговорил о причине своего посещения. Он вынул из кармана копию рапорта Мизнера и положил на стол перед Шерманом.

– А… это… – сказал последний, слегка улыбаясь и кивнув головой.

– Ко мне приходил один репортер, неглупый малый. Он хотел узнать, действительно ли в Канзасе идет война с индейцами.

Шерман беззвучно рассмеялся.

– Надеюсь, все уже кончено, – с расстановкой сказал Шурц.

– Да, все равно, что кончено, – кивнул Шерман.

– Значит, их поймали?

– Думаю, что так. Как вам известно, в прериях нет телеграфа через каждые десять миль… Вот что я получил сегодня от Шеридана.

И он протянул Шурцу телеграмму такого содержания:

«От генерала Поупа – генералу Фил. Шеридану, 12 сентября 1878 года.