Последняя глава - [114]

В результате своих размышлений она снова взялась за одно дело, которое давно уже забросила было: она стала массировать свое лицо, чтобы похорошеть.

— Послушай-ка, — сказала она Даниэлю, — я хочу кое о чем спросить тебя: нельзя ли так сделать, словно между нами ничего не было?

Даниэль вытаращил на нее глаза:

— Что?

— Между мною и тобою… как будто все это прошло?..

Сначала он подумал, что она шутит, а он был из тех, которые ничего не имеют против удачной шутки. Но когда он понял, что это всерьез, лицо у него вытянулось и посерело, он стал чесать себе грудь, то растегивая, то застегивая свою куртку: она поняла, что трудны будут переговоры с ним и сказала:

— Не будем мучить друг друга, Даниэль, пойдем, сядем на опушке леса!

Они пошли. Даниэль следовал за нею, потому что он был сбит с толку; в голове у него немного помутилось, и он не в силах был противиться.

— Ты не можешь себе этого представить?

Нет, он считал это совершенно невозможным. И он покачал головою и даже рассмеялся, так невероятно это было.

— Видел ли ты что-либо подобное, — сказала она, — я взяла с собою в лес кошелек с деньгами, я совсем с ума сошла! Она раскрыла его и заглянула туда, о, то не был конверт, то просто был кошель, но в нем, по-видимому, были различные деньги, а также и ассигнации. Не будет ли он так добр, не спрячет ли его для нее; она может уронить его в вереске…

То было хитрое предложение, оно обнаруживало ум молодой девушки; но против всякого ожидания он отказал. Это вызвало в нем подозрительность; он испытующе посмотрел на нее и даже пересел на другую кочку.

Она расхохоталась и дерзко сказала:

— Нет, нечего было бояться! Я думала только дать тебе его на то время, пока мы домой вернемся, но я и сама могу хорошо его спрятать.

— Итак, ты думала, что мы можем сделать, как будто ничего не было? — спросил он.

— Да. Так как теперь жить нельзя, я думала об этом.

— Мы не можем этого уничтожить! — выразительно сказал он.

Она подумала над этим:

— Почему же нет?

Тогда он привел причину, абсолютно непонятную для нее, городской жительницы. Он указал на то, что он был сын хуторянина.

— Ну, так что же? — невинно спросила она.

— Это так, хоть ты и не понимаешь этого, — сказал он. — Одно я тебе скажу, что я не такой-то и такой-то из города. Со мной таким путем ничего не сделаешь.

Прогулка в лес оказалась неудачной; они еще поговорили немного о деле, но, во всяком случае, Даниэль оборвал разговор и встал с вереска, чтобы уйти:

— И не заикайся больше об этом! — сказал он. Отношения стали еще более натянутыми, исчезли виды на полюбовное соглашение о разлуке. Теперь она серьезно стала отбиваться; сопротивление разожгло ее, ее била лихорадка, она преувеличивала свою любовь к господину Флемингу и плакала с досады, что он не достается ей.

Из санатории к ней пришел посланный с письмом; приехала компания каких-то важных американцев, качавших головою по поводу английского языка инспектора Свендсена и предпочитавших говорить по-французски — не доставит ли фрекен д'Эспар санатории радость и удовольствие, не пожалует ли? Может быть, придумано это было не директором, адвокатом Руппрехтом, но он с приветом и с глубоким почтением подписал записку.

Даниэль не мог сказать нет в ответ на это приглашение, так как прежде бывал очень великодушен, но он просил фрекен, чтобы она, ради ребенка, не оставалась там долго. Очень обрадованная, она и его хотела обрадовать и сказала:

— Нечего тебе подозревать меня, Даниэль, я вернусь, как только мне можно будет. Впрочем, граф уже уехал, как я слышала.

Даниэль вскричал:

— Граф уехал?

— Говорят, что он должен был уехать.

— Одно только скажу я тебе, — заговорил Даниэль в восторге, — я ни к кому там не ревную тебя. И к кому мог бы я ревновать? К инспектору, скотнику, почтальону? Нет. А из пансионеров там есть один, которого зовут Самоубийцей, ха-ха-ха! Ступай и оставайся, сколько хочешь!

Первый, кого она встретила, придя в санаторию, был Самоубийца. Он был одет получше, чем обыкновенно, по-дорожному, и с палкой в руке. Он сказал:

— Одна из девушек, о которых я говорил вам, умерла.

— Умерла? — спросила равнодушно фрекен.

— Умерла вчера, как я слышал. Да, фрекен, так идут дела; мы странники, приезжаем сюда, в санаторию, на гору, и остаемся здесь навсегда.

— Это грустно.

— Очень грустно. Приехать из села здоровым и здесь погибнуть. Наверно, она съела какую-нибудь гадость, которую не могла переварить. Я приписываю это исключительно столу.

— Столу? — повторила все так же равнодушно фрекен.

— Понятно, подействовало на желудок, холера. Другая девушка еще жива, но как долго проживет, никто не знает.

Фрекен:

— Приехала сюда компания американцев?

— Нет.

— А может быть, то французы, которые говорят по-французски?

— Не думаю, я ничего не слыхал. Нет, у нас вовсе нет столько новостей; только то сегодня, то завтра один, другой смертный случай. Иногда появляется два-три туриста, которым нужно перемахнуть через горы, то приезжает семейство, которому нужно использовать неделю High life'a, вот и все. Но вот что я чуть не забыл: инженер заведывавший работами по проводке электричества, умер.

— Что?..