Последняя глава - [10]

— Вы, с вашим сильным сложением, вы богатырь, представитель старой кряжистой расы. Я не знаю никого лучше одаренного от природы. Мы подлечим вам только верхушку левого легкого, и вы будете опять здоровехоньки.

Господин Флеминг расцвел от удивления и благодарности.

— Спасибо, спасибо, — сказал он.

— Но никаких прогулок по ночам, по резкому воздуху, — запомните это.

Они пошли за каплями.

Да, это было совершенно правильно. Господин Флеминг был действительно хорошо одарен от природы. Но природа, казалось, взяла затем свои слова обратно, отказалась от обещаний, данных ему. Положительно жаль было видеть молодого человека, в такой степени истощенного. Докторское утешение пришлось ему весьма по сердцу, он нуждался в нем и был весь этот день в более веселом настроении. Вот была бы штука, если бы ему удалось надуть свою судьбу, поистине блестящая штука! Он уселся писать радостное письмо домой; замечательное место этот Торахус в Норвегии, больные выздоравливают здесь один за другим. Но зато и доктор же здесь был, действительно понимавший свое дело, какие капли от кашля он давал, какая печать уверенности и знания лежала на нем! — писал он.

Вечером, когда господин Флеминг ложился спать, ему с такой отчетливостью показалось, что грудная клетка его опустилась еще более; отчего бы это могло быть? Он исследовал себя в зеркале, тщательно прикидывая на глаз, давил правую сторону, чтобы сообщить ей одинаковую высоту с левой, но левая была и оставалась ниже. Не так на много, чтобы об этом стоило говорить, так, на палец от верхушки легкого вниз, но все же достаточно, чтобы вновь вселить в душу господина Флеминга сомнение. Он улегся, но долгое время не мог уснуть из-за назойливо лезших ему в голову мыслей. Ему пришла в голову странная идея, что фрекен д'Эспар вылечила бы его, если бы была врачом; он женился бы на ней, и она, конечно, исцелила бы его.

Его мысли уводили его все дальше, и, как всегда по вечерам, после того, как он ложился, становились все возбужденнее и возбужденнее, становились опасными и нескромными, необузданными; он вертелся в продолжение нескольких часов, пока заснул. Когда он проснулся среди ночи, он был весь в поту.

Наступил рассвет. Был ли он одним из тех созданий, что не могут раскрыть глаз без того, чтобы не засмеяться и не запеть? Нет, нет, какие бы причины у него были к этому? Он занял свое место за столом, накрытым к завтраку, без бодрости и без малейшего аппетита. Он взглянул на тарелку фрекен д'Эспар, она еще не ела. Чего он добивался от нее? Ничего. Она выслушивала его, не избегала его, но и не представляла его участи, она была красива и здорова, была похожа на такой освежающий плод. Когда она пришла, он устал от мыслей о ней и весело поздоровался.

— Спали хорошо? — спросила она. Он только покачал головой.

— Мы немного пройдемся, — сказала она.

ГЛАВА III

Дела в Торахусском санатории шли своим ходом. Они, быть может, шли не совсем так, как надо, с полным блеском, оркестром музыки и процентами на затраченные деньги, но нельзя этого и было ждать вначале, это должно было прийти впоследствии. Правление обнаруживало полнейшее желание послужить доброму делу. Доктор был душа-человек и принимал живейшее участие в самочувствии каждого, заведующая была дамой опытной в домоводстве и уходе за больными, инспектор — старый моряк — ядреный мужчина, не отказывавшийся от партии в карты, а порой распивавший и стаканчик с пансионерами, жаждавшими подкрепиться.

Здесь находился сейчас и адвокат Робертсен, тот, который вместе с доктором был душой всего дела. Да, он не раз наведывался в Торахус, осматривая все устройство и просматривая книги, так как он был главою предприятия. Хорошая голова, выдающийся человек. Он первым кланялся прислуге, хотя ведь именно он был хозяином. Он не задирал носа перед пансионерами, но уступал им дорогу и придерживал дверь, когда проходила дама.

В этот последний раз он прибыл в санаторию в аристократической компании, а именно с женой английского министра и ее служанкой-норвеженкой. Адвокат Робертсен низко кланялся, устроил ей помещение, отдал приказание прислуге — словом, сделал все возможное для супруги министра. Она со стороны принимала всякий знак внимания, как должное, и благодарила соответственно этому. То была дама в годах, в разводе с мужем, но с еще неизрасходованными резервами, пудрой на лице, затянутая в жесткий корсет и с официальной улыбкой. Адвокат был горд этой гостьей и просил заведующую позаботиться о ней — ей нужно было только спросить служанку-норвежку, ее переводчицу, не нужно ли ей чего-нибудь. Не потому, что леди была бы чем-нибудь больна, это была просто знатная дама, которой пришло в голову пожить в горах, в Норвегии, а средств на это у нее было достаточно, если судить по ее багажу и драгоценностям. На всякий случай, впрочем, адвокат Робертсен поговорил о ней и с доктором, сказав, что он должен сделать ей визит, что она представляет собой магнит, который притянет много гостей в санаторию. Да, адвокат зашел даже так далеко, что заставил инспектора стаскивать с себя шляпу и стоять с непокрытой головой, когда супруга министра садилась в коляску. И инспектор Свендсен, этот подхалим, — он был когда-то матросом и умел говорить на языке миледи, — сказал: «Very well».