Последняя чаша гнева - [44]

Они поднялись на последнюю ступень и оказались перед гигантскими каменными дверями, сотворенными из красноватого гранита. Мельчайшие кристаллики слюды, вкрапленные в двери, жемчужно отсверкивали светом молний, и двери представлялись сияющими своим собственным светом. Молнии пришли в совершенное неистовство, так же, как и гром, грохот которого теперь раздирал уши.

— Они закрыты, — еле разобрал Чойс слова Лоу. — Нам не открыть их самим.

— Се, стою у двери и стучу, — не удержался Фонсека.

— Еще раз процитируешь Апокалипсис, — сказал позади голос Шамиссо, — и я скормлю тебя Птице Хва. Она ведь любит мясо, если ты помнишь.

— В том-то и проблема, — хохотнул Лоу.

Чойс смотрел на двери. Эти створки нельзя было сдвинуть с места и сотне человек. На где-то высоко вверху виднелись петли толстые полосы тусклого металла.

— Двери для Бога, — произнес Чойс, зная, что никто его все равно не услышит. — Они и должны быть такими. Наверное, эти двери не открывались с сотворения мира.

Рядом с ними вдруг вспыхнул огонь, и из него вышел человек. Он был в рваной прожженной хламиде когда-то белого цвета, а на голове имел обгоревший лавровый венок. Человек огляделся, и его взгляд наткнулся на четверку. С минуту человек изучал их, потом подошел ближе, оставляя после себя кучки пепла вместо следов.

— Двери не открываются? — Он подмигнул.

— Нам не открыть их, — беспомощно повторил Лоу.

— Никому не открыть, — отрезал человек. — Так задумано. От веков. Такая конструкция. — Он задрал голову. — Ну и погодка тут! Дождь, дождь… Молнии… Гром…

— Тонкое наблюдение, — вышел из себя Лоу. — Как нам попасть внутрь?

— Я и прибыл сюда, чтобы помочь, — улыбнулся человек. — Поправить дела. Ваши.

— Так, — сказал Чойс.

Человек кивнул.

— То есть ближе к делу? Понял. Подсвечник Шин при вас?

Чойс чуть приподнял руку, в которой был зажат закутанный в покров Подсвечник.

— О! — возрадовался человек. — Сними же с него эту тряпицу и направь на двери… Как видите, алгоритм решения этой задачки прост, даже, я бы сказал, уникально прост. Но постарайся попасть именно в Скважину, а то ничего не выйдет… Уф, сколько воды! Моя натура этого не выносит. Адье! — Человек начал медленно таять, превращаясь в исчезающие языки пламени.

— Кто ты? — успел крикнуть Чойс. Языки пламени на мгновение застыли, а потом ворчливо отозвались:

— Тебе так хочется узнать мое имя? Впрочем, приятно… Я Рафаэль, Ангел Огня.

— Хайль тебе, Рафаэль, Ангел Огня! — сказал Чойс.

— Хайль и тебе, Эдмунд Любимец Слепцов! — сказало пламя и пропало.

В то же мгновение они увидели, как траектория молний изменилась. Теперь огромный конус с вершины Храма начал медленно смещаться вниз, ударяя спутанным, искрящимся клубком молний по фасаду строения. Еще немного, и их прошьет огненный заряд…

— Скважина! — начал орать Лоу, который не был любителем такого рода приключений. — Ищите Скважину! Она где-то там!

— Не нервничай, Лоу, — раздался спокойный голос Шамиссо. — Я уже ее вижу.

Между пятой и шестой петлями находилось неприметное круглое отверстие в метр диаметром, абсолютно черное на фоне сверкающего гранита дверей. Чойс сорвал покров с Подсвечника, и магическоле сияние шаровой молнией ударило в Скважину. С глухим каменным скрежетом-грохотом двери Храма Чаши начали растворяться.

Они молча ждали. Наконец двери раскрылись, и они сделали шаг, чтобы войти в Храм. Что-то заставило их обернуться.

Не касаясь ступеней, влекомая бешеными конями цвета ночи, с которых ветер срывал клочья пены, к Храму неслась темная колесница Вольфганга.

24

Двери были все еще открыты. Восхождение колесницы наверх было стремительным, но Храм вовсе не спешил укрыть свое сокровище. Двери и не думали затворяться.

Повинуясь какому-то неожиданному толчку, они вбежали в Храм, не успев даже рассмотреть его внутренности как следует.

— Закрывайтесь! — завопил Лоу дверям. — Закрывайтесь, черт вас побери!

Мысль о том, чтобы использовать Подсвечник вторично, как-то не пришла им в голову. Рядом послышалось осторожное покашливание, и из воздуха материализовался низенький полупрозрачный толстяк в красной тоге.

— Без введения в курс событий трудно даже гению, — замысловато изрек он вместо приветствия.

— Колесница! — задыхаясь проговорил Чойс. — Сейчас Вольфганг будет здесь.

— Вольфганг? — Глаза толстяка глубокомысленно закатились. — А вы не подумали…

— Черт побери! — яростно выругался Чойс. Энергия магического Подсвечника вновь устремилась к дверям, и они затворились прямо перед взмыленными мордами лошадей, запряженных в темную колесницу.

— А без меня не додумались бы? — укорил Чойса толстяк и стал таять.

— Ты тоже Ангел? — спросил его Лоу (оставался неясный силуэт).

— Всего лишь воздуха. Михаэль, — донеслось до них, и силуэт пропал.

— Странное проявление помощи, — произнес задумчивый Шамиссо.

— У нас нет времени анализировать это, — нетерпеливо сказал Чойс.

Они огляделись. Перед этим они совершенно не имели времени, чтобы рассмотреть место, в которое попали. Теперь же весь интерьер Храма Чаши предстал перед ними во всей своей грандиозности.

Начинаясь от дверей, вглубь Храма уходил колоссальный неф, который венчался почти неразличимым снизу куполом, украшенным неясными фресками. По обеим сторонам главного нефа находилось еще два, поменьше, упиравшиеся своими боками в полуколонны, вырубленные в стенах Храма. На колоннах виднелись сцены неведомых битв и низвержений, человекоподобные фигуры чередовались здесь с изображениями ужасных демонических существ. Все это было неизвестно ни одному из живущих ныне, и Чойс догадался, что на колоннах явлены сцены из древних, давно отгремевших Армагеддонов. Он понял также, что им придется участвовать еще в одном. Он не считал это честью, грудь его не полнила гордость, проистекающая из сознания своей собственной исключительности, сердце не трепетало от радости, кулаки не сжимались в предвкушении. Он оглянулся. Двери отсекали путь к отступлению, но, о, с какой радостью предпочел бы он этот путь теперь, когда все встало по своим местам и больше не томило неизвестностью. Печальная тя! ! гость неизбежности навалилась на него. Он посмотрел на своих спутников. Они выглядели понуро, и он убедился, что в головах их роятся мысли, подобные его мыслям. Он хорошо знал их. Сейчас неизбежность захлестнет и их.