Последняя битва Пономаря - [9]

– …делаю стандартную схему. Вынимаю мозги и причесываю. – Кирилл Самоходов, работающий у Дальцева всего третий год, никогда не упускал возможности пообщаться с Дарофеевым. – Дама млеет, все довольны. Ну, провожу сеанс, другой. На пятый она мне и говорит: «Ой, спасибо вам, доктор!» Что, спрашиваю, голова не болит больше? «Да, голова давно не болит, – отвечает, – У меня после ваших сеансов геморрой прошел!» А лечил-то я только голову!

Самоходов рассмеялся своей истории и, прекратив размахивать кружкой с чаем, отпил из нее.

– И почему так?

Дарофеев даже не повернулся на голос. Леночка Ракова. Самая молодая работница Центра, если не считать Вити. Она травница, и весьма неплохая, но поголовное обучение работников Центра биоэнергетике почему-то прошло мимо нее. Игорь Сергеевич видел, что потенциал у девушки сильный, но знаний никаких. И здесь она впитывала каждое слово опытных целителей.

– Ну, смотри, – Кирилл поставил кружку на стол и принялся показывать, – после того, как я с пациентом законтачил, я прочищаю сушунму [4]…

Дальнейшее Игорю Сергеевичу уже не было интересно. Он, смоделировав ситуацию, сразу понял, что геморрой ушел, едва прочистилась муладхара. И вдруг внимание целителя переключилось на еще одну группку из трех экстрасенсов. В их разговоре Дарофееву послышалось странное слово, «косметика». Нет, «космэтика». Из-за э-оборотного в средине слова, оно звучало как-то неестественно и резало слух.

Второй раз за этот день услышав про таинственную «Космэтику», Пономарь переключил внимание на говоривших о ней экстарсенсов.

– Витя. – Мысленно позвал Дарофеев.

– Да.

– Послушай, о чем они думают. – Попросил Пономарь, представляя эту троицу.

Сам же Игорь Сергеевич, несмотря на всю свою «продвинутость», до сих пор не мог так глубоко сканировать мозговые процессы, как Витя. Дарофеев мог лишь ловить то, о чем думает человек в данное мгновение.

Целитель встал со своего места и, на всякий случай, облачившись в блок невидимости, подошел к говорящим.

– …не понимаю. – Услышал Дарофеев окончание фразы.

– А чего тут не понимать? Тебе сделали мощную подключку. – Михаил Кагарлицкий, мануальный терапевт пожал плечами.

– Тогда почему она включается раз в день? – Недоумевал Василий Оганесян. Пономарь знал, что этого целителя всегда кидает в разные крайности. Он то ударялся в шиваизм, то практиковал дао, то возвращался в лоно православия.

– Ну, может, когда Господу надо, тогда и включается. – Третьим из собеседников был Трофим Тихонович, благообразный старичок, про которого ходили слухи, что он настоящий ведьмак.

– Но раньше же такого не было! – Оганесян начал размахивать руками. – Ну, лечу, себе, лечу. Вижу, знаю, что где надо сделать. А тут словно затмение. В глазах яркий свет. Ничего не вижу, ничего не соображаю, только чувствую, энергия куда-то струячит.

– Это ты на Сварога [5] вышел. К сынам его причастился. – Пояснил Трофим Тихонович. – Это он светом Мать-Землю оплодотворяет…

– Мне его света и на улице хватает. – Перебил старичка Василий, – А я из-за этого контроль теряю!

– Когда впервые выходишь на новое ИСС [6] всегда кажется, что контроль ушел. Пообвыкнешься – все вернется. – Резонно предположил Кагарлицкий.

– А началось-то после чего? – Спросил Трофим Тихонович.

– Да, после первого посвящения этой Космэтики, будь она неладна!

– А чего ты к ним полез? – Язвительно поинтересовался Михаил.

– Я полез? – Возмущенно воскликнул Оганесян. – Кто мне говорил: «Космэтика, космэтика! Такое общество, такое общество!» Не ты ли?

– Внимание. – Телепатировал Дарофеев Вите. Сам Игорь Сергеевич уже давно стоял рядом со спорщиками и внимательно слушал их разговор.

– Я готов. – Ответил тот.

– Господа, – обратился Пономарь к экстрасенсам, – не просветите ли меня, что такое эта ваша космэтика?

С первыми словами целителя слабенький блок невидимости, годный лишь на то, чтобы отводить глаза окружающим, с него слетел, и, по крайней мере двое из этой троицы ошеломлено уставились на появившегося из воздуха Дарофеева.

– Это учение такое. – Трофима Тихоновича, казалось, ничто не может поколебать, он смотрел Игорю Сергеевичу в глаза и невозмутимо вещал. – Секта новомодная.

– Да никакая не секта! – Отчего-то обиженно забормотал Оганесян.

– А что? – Спросил Пономарь.

– Ну, они… – Замялся Василий, а Кагарлицкий, криво ухмыльнувшись, продолжил за коллегу:

– …советуют жить как учит космическая этика.

– Это что же за зверь такой? – Трофим Тихонович нахмурил брови. – Людскую этику знаю. А космическую…

Михаил просиял. У него появилась возможность рассказать о том, что раньше приходилось скрывать, и он не преминул воспользоваться шансом, чтобы поагитировать:

– Мы вступили в эпоху Водолея, – с заученными интонациями затараторил Кагарлицкий, – Эта эпоха характеризуется вступлением в силу новой парадигмы человеческого сознания. Человек перестанет быть отъединенным от космического сознания и вольется в обширный конгломерат разумов Вселенной. А для того, чтобы этот процесс прошел максимально безболезненно, через контактера Шаманова нам спустили учение Космической Этики, как единственное, которым можно будет пользоваться в грядущей эпохе.