Последний звонок - [51]

Вдохнув дыма из комка фольги, Калеб летит в учительскую в Главном Здании. Собирается разобраться с журналами. Прикалывает записку Риса к доске и поджигает. Уходит, когда комната уже основательно захвачена огнём. По выложенному мрамором коридору, стучится в дверь начальника. Дипломатическая встреча двух глав государства. Загорается белая надпись «Входите».

Беспокойный Уильямс ходит туда-сюда по кабинету. Изучает утреннюю газету. Поворачивается к Калебу и чуть не падает в обморок на месте. У него подкашиваются ноги. Приходится схватиться за стол. Он ошеломлён запредельным внешним видом Калеба. Серебряные шпоры бряцают по полу. Свежеотстиранные и отутюженные галифе, сбоку болтается боевая турецкая сабля. Инкрустированный драгоценными камнями пояс. Ряды с трудом добытых пивных крышек украшают гвардейскую куртку. Он выглядит безумнее любой Перламутровой Королевы. [Победительница конкурса на лучший костюм уличной торговки (прим.пер).]

Эполеты из тряпок для доски и сияние отполированных медных пуговиц. А на голове его любимая вещь, позаимствованная из Бристольского Музея. Спартанский боевой шлем с пурпурным плюмажем.

— Джези Маур, Калеб! Ты чего так вырядился?

Калеб встаёт по стойке «смирно» и отдаёт честь.

— Положительный образец для подражания, раз уж на то пошло, В.М.! Корпоративное чувство идентичности.

Обычно невозмутимый Уильямс Хороший вдруг словно постарел. У него измученный вид человека под давлением.

Худой и бледный, с мешками под глазами, в которых вполне можно было бы носить сэндвичи. Он стонет.

— Парень, ты слышал о крушении поезда вчера вечером?

— Ребята рассказали мне утром, мистер Любезный. Печально, что мы до такого докатились.

Уильямс пытается сдержать слёзы разочарования. Смотрит на Калеба пустыми глазами. Голос дрожит. Если бы он не был по ту сторону баррикад, Калеб бы его пожалел.

— Калеб. Мужик, скажи мне как на духу. Честно. Ты в порядке? Ты бы рассказал мне, если бы у тебя были проблемы?

— Всё пучком. Чувствую себя лучше всех. А что?

Тот снова косится на Калеба. Выказывая тайный ужас, который он прячет. Вот-вот сломается.

— Послушай, Калеб. Скажу прямо. От меня только что ушёл сержант Торрингтон. Он говорит, что в крушении поезда виноваты вандалы. Он думает, что тут замешаны твои ребята.

Выражение потрясения на лице Калеба. Злой и оскорблённый.

— Херня! С чего он взял, что это они!

— На вагонах, стоящих на боковой ветке, баллончиком написано «АОМН Бваны Калеба». Писали точно вчера вечером.

Бух! Бух! Калеб дёргается от боли очередного пропущенного удара сердца. Успевает прийти в себя и остаётся на ногах. Ну пошатнулся слегка.

— Но это ещё не доказывает, что они украли рельсы, В.М.!

— Молюсь Богу, Калеб, чтобы ты был прав. Только представь, какой поднимется шум, если это они. А что это значит? АОМН?

— Чёрт его знает, сударь. Чёрт его знает.

Уильямс начинает обильно потеть. Мысль о потере лица в Управлении Образования — страшно тяжёлое бремя. Глубоко его тревожит. Он, пошатываясь, несётся вдоль стола и тяжко падает в вертящееся кресло. Хватает сигарету. Прикуривает дрожащими руками. Никаких колец дыма. Он подрастерял крутость.

— Ещё хотел тебе сказать, Калеб. Я сам выяснил только вчера. Не мог тебя найти, или сразу сказал бы тебе.

В Калебе вновь просыпаются подозрения. Ублюдок что-то выяснил! Что? Тоннель? Наркотики? Что Кай от него ушла? Что дом сгорел? Что трахал Линду и Анжелу в здании школы? Господи, что? Не тяни уже!

— Досрочная пенсия отменена, Калеб. Власти решили закрыть эту схему. Ты не сможешь уйти на пенсию в пятьдесят!

Уильямс изучает лицо Калеба, ожидая непременного всплеска злобы. Удивлён, что тот остаётся спокоен.

— Мужик, я думал, ты напряжёшься!

Калеб запрокидывает голову и разражается смехом.

— Да мне поебать с высокого дерева! Я всё равно отсюда выберусь!

Едва слова срываются с его губ, он понимает, что совершил ошибку. Проклинает себя за беспечность. Уильямс тут же на него набрасывается.

— В каком смысле? Что значит, выберешься? Парень, ты уходишь?

Калеб, в отчаянной попытке не выдать себя, производит навеянный наркотой ответ. Беззаботно улыбается и говорит.

— Я собираюсь уйти в церковь, мистер Любезный. Буду играть в футбол в команде Бога.

Лицо Уильямса начинает дёргаться. Выражения радости, страха и недоверия в ту же долю секунды. Если это правда, его молитвы услышаны.

— Ты серьёзно?

— Да. Он несколько раз говорил со мной, и я на грани подписания контракта.

Руки Уильямса страшно дрожат. Не может удержать сигарету во рту.

— В таком случае и другие плохие новости ты сможешь спокойно выслушать.

Калеб ничуть не заинтересован. Ему больше хочется поговорить о контракте с Богом.

— Мы уже договорились об условиях. Я буду получать сорок тысяч фунтов в неделю плюс тысячу за каждый забитый гол. Вкусный бонус, если они добьются успеха. «Небеса Юнайтед» — спящий гигант.

Уильямс явно не слышит. Говорит Калебу, что инспекция Офстеда приезжает на следующей неделе, чтобы проверить кафедру Комплексного Обучения. Они будут больше двух недель ходить на каждое занятие, оценивать каждый урок по самым жёстким критериям. Крайне необходимо, чтобы Калеб постарался. Решил все вопросы. Журналы, расписания, Цели Национального Учебного Плана должны пережить самое пристальное рассмотрение. После прошлого визита три месяца назад, когда Джереми Филс отдал им обрывок бумаги, они будут жаждать крови. Сделают всё, что в их силах, чтобы закрыть школу.