Последний звонок - [36]

Кай спокойна и холодна. Сердце из камня.

— Я уже поела.

Калеб показывает на картошку.

— Не против, я доем в процессе?

— Конечно нет. Продолжай. По твоему виду похоже, что поесть тебе надо.

Он хочет сказать, что, конечно, надо. Не ел нормально с её ухода. Но он молчит. Он весь улыбается и ошалелый от неожиданности, пока они идут в комнату. Вонючая одежда и грязные тарелки навалены на ковре. На ручке кресла кошачье дерьмо.

— Извини за беспорядок, Кай. Надо было тебе предупредить. Прошу. Присаживайся.

Она находит стул без мусора на сиденьи и садится очень формально и прямо. Неодобрительно смотрит вокруг.

— Нет прощения тому, что дом в таком состоянии. Отвратительно.

— Я знаю. Просто возможности не было. Я был очень занят!

— Мы заметили. Мы получили твоё послание.

Она достаёт из сумочки крикетный мяч и кладёт на стол. Калеб озадаченно смотрит на него.

— Это что?

— Не притворяйся, Калеб. Ты отлично знаешь, что это такое! Ты мог серьёзно поранить одного из нас, или обоих!

Глаза Калеба мерцают удовлетворением. О радость радостей! Если бы только. Столь безобразен, что Кай тошнит при виде его. При одной мысли о его прикосновении.

— Извини. Вылетело из головы. Хочешь кофе?

— Спасибо, нет. Я пришла не поболтать. Я по делу.

— По какому делу?

— Некоторые вещи, Калеб, тебе надо бы понять, но я не хочу, чтобы ты злился или напрягался, когда я скажу тебе. Пожалуйста, попытайся для разнообразия выслушать меня.

— Смотря что ты скажешь.

Она смотрит ему прямо в глаза. Он изучает её лицо. В первый раз он видит её такой, какая она есть. Телесно и духовно. Она охуительно отталкивающая! Прямо как Медуза.

— Ты должен прекратить преследовать нас. Роджер пойдёт в полицию, если это ещё раз повторится.

— Почему же сей смелый муж сам не пришёл поговорить со мной? Не хватило духу?

— Я его не пустила бы. У него и так уже рука в гипсе.

Калеб смеётся.

— Кай, ему нечего меня бояться. Я — опора общества. Свежеиспечённый Заведующий Кафедрой. Со мной можно смело идти в разведку!

Чтобы доказать этот тезис, Калеб вскакивает на ноги и сражается с невидимым врагом, может быть, японцем, в стиле карате, прямо перед ней. Картошка ещё в руках, а нога останавливается в дюймах перед её лицом. Она не испугана. Ловит его таким презрительным взглядом, какой может выдать лишь будущая бывшая жена. Ей понятно, что он съехал с катушек.

— Ты ходишь к доктору?

— Конечно.

Куриный клекот раздаётся из глубины его горла, а нога движется, как молния, проламывая стул. Она всё равно не испугана. Калеб с громадным усилием избегает её взгляда. Не хочет превратиться в камень.

— И что он говорит?

— Выписал кучу таблеток, чтобы держать меня в равновесии. Помогают сдерживать порывы. На самом деле советовал обратиться к психиатру.

— А ты?

— Обратился. Правда-правда. Доктор Бенефилд. Ничего серьёзного. Она сказала, что я страдаю от суровой депрессии. Хотела, чтобы я лёг в больницу.

— Калеб, я никогда не верила, что ты так всё воспримешь. Честно.

— А как? Устроить вечеринку? Отпраздновать?

— Именно. Я думала, ты засмеёшься. Как в те разы, когда я угрожала уйти, а ты говорил, что мне не хватит духу.

— Я просто дразнил тебя, Кай. Подначивая.

— Ты разрушал меня, Калеб. Не знаю, почему, потому что в те дни никто не любил тебя больше, чем я! Я восхищалась тобой! Боготворила тебя! Вот почему мне было так больно!

Калеб сидит в кресле, сдувшийся и виноватый. Кивает головой, полный сожаления и раскаяния.

— Я не хотел сделать тебе больно, Кай. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты вернулась. Крииз.

— Пожалуйста, вот не надо о том, как ты меня любишь! Ради Господа Бога, не жди, что я тебе теперь поверю! Не обманывай себя! Ты сроду меня не любил!

— Любил, Кай. Крииз. По-своему, тупо и бестолково, любил! Только не говорил тебе, и всё. По каким-то глупым безумным мачо-причинам, не мог тебе признаться. Извини. Что я могу ещё сказать?

— Поздно извиняться, Калеб. Теперь я другой человек. Ты научил меня быть жёсткой и агрессивной. Тебе некого винить, кроме себя.

Калеб поворачивается к ней. Последний умоляющий и жалобный всхлип о прощении. Стараясь избежать её превращающего в камень взгляда.

— Вернись, Кай. Ты нужна мне. Больше так не повторится. Обещаю. Крииз. У нас столько всего, ради чего можно жить вместе.

— Нет, Калеб. Извини. Всё кончено. Мы должны продать дом и разбежаться каждый своей дорогой. [Когда Кай Дак давала показания, судья Брэдли, назначенный правительством, спросил её, почему она уверена, что её муж лгал ей, когда говорил, что любит её. Она ответила: «Он скрестил пальцы за спиной и постоянно говорил «криз». Он так всегда делал, когда врал».]

В голове Калеба приглушённый взрыв. Бум! В отдалении воют сирены. Сердце пропускает драгоценные удары. Слепота. Никогда, никогда, в самом страшном кошмаре он не видел, как она говорит такие вещи. Он сидит в кресле, словно проглотил кол, и ошарашенно смотрит на неё. Вопит в ярости.

— Продать дом! Хуя себе ты шутишь! Я не продам этот ёбаный дом!

Кай остаётся спокойна. Совершенно невозмутима.

— Ты обязан. Мы с Роджером хотим вместе купить дом. Нам нужны деньги. К тому же я имею право на половину его стоимости.