Последний выстрел. Встречи в Буране - [52]

Разгоряченные партизаны собрались в лесу.

— Все в сборе, товарищи? — крикнул Романов.

— Так точно, товарищ командир. Потерь нет, — отозвался Рубахин.

— Так, полдела сделали, — улыбнулся Романов.

— Полностью все обделали, Терентий Прокофьевич, — ответил ему Кухарев.

— Нет, Иван Фомич, для полноты нам еще нужно уцелеть самим, — возразил Романов. — Немцы не простят нам такого нахальства и постараются отыграться. Как это говорится — по коням! — скомандовал он.

Дмитрий ехал в санях с Кухаревым и Рубахиным.

— Вот это рванули, вот это сыграли со святыми упокой! — с радостным возбуждением говорил Рубахин. — Знатно все получилось!

— Не говори «гоп», — возразил ему Кухарев. — Слышал, что сказал командир? Уцелеть еще надо.

Дмитрий улыбался. Кухарев и Рубахин верны себе — опять спорят, чудаки, хотя спорить-то им сейчас не о чем. Ему, например, казалось, что этот солнечный день окажется днем сплошных удач, что немцы могут сколько угодно бесноваться — им не поймать партизан. Ведь прошлой ночью они удачно проскочили на своих девяти санях между селами, занятыми врагом. И теперь проскочат, потому что Романов знает каждую тропинку...

Но тут мысли Дмитрия были прерваны неожиданным грохотом. Оказывается, охранники моста пришли в себя и открыли огонь по лесу из зенитных орудий.

— Рассредоточиться! — закричал Романов.

Опять ухнул взрыв, и лошадь упала. Обагрив снег кровью, она билась в оглоблях. Горячей взрывной волной Дмитрия сбросило с саней. Оглушенный, он упал в снег и пополз.

— Гусаров! Гусаров!!!

Он поднял голову и обомлел, увидев перед собой немца.

— Давай сюда, Гусаров! — кричал «немец» — Сеня Филин.

Дмитрий упал вниз лицом на сани.. Он чувствовал, что сани мчатся по каким-то кустам, кочкам, их то заносило, швыряло из стороны в сторону, то они будто повисали в воздухе.

Над лесом уже рыскали немецкие самолеты, ища партизан.

Через час, а может быть через два, сани остановились.

— Куда, же дальше? — послышался голос Травушкина. — Впереди село — Красная Горка.

— Объехать надо, — сказал Борисенко.

— Объезжать далеко.

— Черт бы побрал эту Красную Горку.

— Напрасно, сержант, бранишься, очень красивое село, — мечтательно сказал Сеня Филин.

— И село красивое, а девчата еще лучше, — заулыбался Травушкин. — Твоя Клава отсюда, из Красной Горьки, — толкнул он Сеню Филина.

— Да, Макар, отсюда, вместе с твоей Натальей росла, — ответил Сеня Филин.

— Я вижу — напрашиваетесь к тещам на блины, — иронически проговорил сержант Борисенко. — В селе немцы есть?

— Позавчера не было. Только полицаи.

— Полицаев не боимся. Что ж, други мои милые, махнем через село, — сказал Борисенко и дернул вожжами. — В селе побольше шума, крика. Вы ведь в немецкой форме. Черт с вами, можете опять толкать меня, вашего возницу. Митю мы укроем сеном. По пути, может, полицаев пощелкаем и старосту заодно...

— Полицаев можно, а старосту нельзя. Романовым назначен.

Два пьяненьких солдата, прихватив где-то русского возницу, шумно веселились, орали во все горло, въезжая в село. Какая-то женщина бросила у колодца ведра и скрылась в калитке.

Все было хорошо. И вдруг за магазином партизаны увидели немецкие машины. У машин кучками стояли шоферы и солдаты, дымя сигаретами и балагуря о чем-то. Увидев подгулявших соотечественников, они засмеялись, даже помахали руками.

— В селе полно немцев, а ты говорил только полицаи, — зло прошептал Борисенко Сене Филину..

— Кто знал... Может, назад повернем?

— Назад уже поздно. Больше орите.

«Пьяные» орали, гикали, толкали возницу.

Возможно, все кончилось бы вполне благополучно, если бы не молодой, остролицый немецкий солдатишка. Черт знает, что заставило его прыгнуть к партизанам на сани. Может быть, им овладело мальчишечье озорство и захотелось прокатиться на санях по улице? Он сидел на корточках и улыбался, обнажая редкие, мелкие зубы. Он кричал, гикал, хохотал вместе с «пьяными». Но вот солдат что-то заметил, жалкая улыбка гримаса застыла на остром птичьем лице. Он оцепенел, как, вероятно, цепенеет кролик перед пастью удава, потом во все горло заорал тонким, визгливым голосом:

— Партизанен! Партизанен!

Кованым каблуком Сеня Филин ударил солдатишку в лицо. Тот свалился на дорогу да так и остался лежать без движения.

Немцы всполошились.

— Гони, сержант! — крикнул Сеня Филин.

По машинам, по бегущим немцам строчили партизанские автоматы. Дмитрий тоже стрелял куда-то из своего парабеллума.

Вдруг Травушкин вскрикнул, выронил автомат и в следующее мгновение придавил Дмитрия своим тяжелым телом.

Сани уже выскочили за село, и тут Дмитрий почувствовал, будто чем-то тупым и тяжелым его ударили по ноге...

24

— Ты счастливо отделался, мой юный коллега, — негромким баском говорил доктор Красносельский. — Можешь взять на память пулю, вынул из твоего бедра. — Он подбрасывал на ладони продолговатый кусочек металла, и Дмитрий даже удивился, что такой крохотный кусочек может убить человека.

Да, верно: он счастливо отделался. А вот Травушкин погиб...

Дмитрий лежал в той же лазаретной землянке, и было тоскливо от того, что не может он пойти в лес за дровами для печки, не бегает на кухню за обедами для больных и раненых. Он теперь сам раненый, и Борис Николаевич прописал ему строгий постельный режим...