— Отчего же люди ему верят?
— Рива умён, знает всякие обманы. Люди охотно верят тому, кто их обманывает. Правды немного вокруг, и она крута. Я умру, и ты умрёшь в свой срок — вот правда. А зачем она тебе? Рива обещает: я знаю тайну, покоритесь мне — и с вами не случится беды. Это весёлый, манящий обман. Когда я был молод, Рива уже был таким, как сейчас, сморщенным сучком, и он сказал мне эти слова, и я полюбил его всем сердцем. Готов был делиться с ним добычей, лишь бы побольше узнать о прекрасной жизни, которая нам недоступна… Улен, в ту пору я не был слеп, но так сладко купаться в волшебном обмане, как в тёплой реке. У Ри-вы много ловушек для простаков.
— Он ненавидит тебя, учитель? — осторожно спросил Улен. Они вели опасный разговор.
— Однажды он отнял девочку у болотных людей. Ты их не застал, они все погибли от страшной болезни. Девочке было лет десять или около того, но разум её был слаб, она и говорить не умела, правда, глазёнки у неё были смышлёные. Рива забавлялся с ней, как с женщиной, и учил её всяким мерзостям, но чем-то она ему не угодила, и он уморил её голодом. Я видел, как она умирала, убогий человечий зверёныш, я хотел её накормить, но Рива не позволил. Он сломал мне руку. Я не простил. И он не простил…
Улен приподнялся на локте и спокойно спросил:
— Хочешь, я убью Риву?
Голова Колода, огромная, со спутанными волосами и бородой, тряхнулась как от толчка. Голос дрогнул:
— Благодарю, мальчик, но я сам мог сделать это.
— Почему же не сделал?
— Убить легко человека, но не его тайну.
— Не понимаю тебя, учитель.
— Рива тоже мог погубить меня не единожды. Его сила больше моей. Но ему важно, чтобы я жил. Иначе он не поймёт, откуда грозит удар. Я же тебе говорил, Рива умён. Если он убьёт меня, тогда рано или поздно все поймут, что он боялся меня. И перестанут ему верить. А если я убью его, останется его тайна. Люди проклянут меня.
Вскоре Колод задремал. Улен долго размышлял над его словами, но не находил в них смысла. Есть много в человеке смутного, загадочного, такого, над чем стоит, наверное, поломать голову. Но есть простые, понятные вещи, перед которыми замирает в недоумении лишь трус или недоумок. Чем глубже обида, тем вернее должно быть возмездие. Улен не понимал, как можно жить неотмщенным. Даже птенцы угрожающе пялят клювики, если их дразнят. Человек, способный стерпеть оскорбление, не вызывал у него симпатии. Но Колод… Колод мудр и бесстрашен. Он чего-то недоговаривает. Или у Улена не хватает ума его понять. Какая тайна может быть у мёртвого человека? Человек уходит целиком, а то, что от него остаётся — безгласное тело, — сжигают на костре либо зарывают глубоко в землю. Если человек что-то прятал при жизни, его захоронка скоро отыщется.
Улен пошёл и подстерёг Млаву у заводи, где вода не замерзала до самых лютых морозов. Млава принесла два глиняных кувшина. Она была закутана в долгополую волчью шубу, которую Улен увидел впервые.
— Хорошая шуба, — похвалил Улен. — Откуда она у тебя?
Млава отвела взгляд, и он напрягся, почуяв недоброе.
— Почему ты не приходил вчера? — Она словно не слышала его вопроса.
— Колону плохо, умирает… Кто дал тебе эту шубу?
Млава поставила кувшины в снег и опять не ответила.
Сердце Улена охватил морок, и почудилось ему, будто далеко отсюда и вовсе не в этом мире застонал на снегу человек. Невыносимый вопль вонзился ему в грудь.
— Ты ничего не слышала, Млава? — Он спрятал испуг, как прячут кусок лепёшки за пазухой.
— Шубу подарил отцу Богол, — сказала девушка капризно. — Что тут плохого?
Улен справился с сердечным томлением, привычно покорясь дразнящему блеску её глаз.
— А за что он подарил шубу?
— Я мила ему. Ты разве не знал?
Улен об этом догадывался.
Он окоченел в своём ветхом тулупчике из лосиной кожи. Подумал, что надо пережить эту зиму, и чтобы Колод не умер, а потом всё будет хорошо.
— Я не отдам тебя никому, Млава, мы будем жить вместе.
Девушка сделала шаг, вытянулась на цыпочках и потёрлась щекой о его губы. Это было чудесно.
— Что мне делать, Улен? Богол сильный. Мой отец слабый. Ты молодой. Нам не справиться с ним.
Голосок её напрягся, она искала у него защиты.
— Это не твоя забота, — он тихонько погладил её плечи. — Только бы переждать зиму.
— Богол не утерпит. У него осталось мало жизни. Когда он жадно смотрит на меня, я хочу смеяться. У него дрожат руки. Но я боюсь. Отец говорит, его нельзя злить. Поэтому взял шубу. Отец слабый и больной.
— А я молодой, — усмехнулся Улен. — А Богол сильный. Ты повторяешь одно и то же. Я буду дразнить тебя кукушкой.
— Один раз ты назвал меня лягушкой. Мне было приятно.
Улен ликовал. Сегодня она была к нему добра. Это хороший знак. Это его лучший день. Она готова ему довериться. Но надо быть осторожным. Тот, кто опрометчив, погибает рано. Так учил Колод.
Они оставили кувшины у заводи и пошли к заветной поляне. Поляна была как шатёр. Несколько дней назад Улен показал её девушке, и она была в восторге. Там она впервые позволила ему погладить её бока, и ноги, и грудь.
— Ночью мы с Колодом вспоминали колдуна Риву, — сказал Улен, — а с тобой говорим о Боголе. Я не хочу о них думать. Зачем они нам?
