Последний Воин Духа - [8]

— Да, есть такой фенотип людей. Ничего с ними не поделаешь. Расскажи, чем ты увлекался, что вообще с тобой такое случилось, что я, не зная тебя, сразу же заметил, что с тобой что-то не так?

— Да не так уж интересно это рассказывать… В общем… — и Джон вкратце рассказал Уолтеру свою грустную историю. Тот не перебивал, только подливал им иногда чаю, да посматривал на часы.

— Ну что ж, — сказал он, когда Джон, вздохнув, закончил свой монолог, — ясно, теперь всё ясно. Однако, хватит печали на сегодня. Уже должна подойти Лютиэн!

И он угадал. В прихожей в этот момент раздался звонок. Точнее, не звонок. У Уолтера для этих целей использовался колокольчик. Прямо как в старину! Пока Джон умилялся этому маленькому открытию, Уолтер с Лютиэн поднялись наверх.

— А вот и леди Лютиэн!

Джон ожидал увидеть кого угодно: и мудрую эльфийскую деву, от которой исходит свет, и маленькую, необычно одетую девушку — ну что-то вроде самодельных вязаных шапочек с затейливыми узорами и длинных плащей как у Уолтера, всякие бусы из бисера, — но он не угадал. В комнату вошла самая обычная с виду девушка, без всяких плащей и сверкающих изумрудами волос до пят, но было в ней что-то, что заставляло задержать на ней взгляд чуть дольше, чем следовало бы тому, кто хотел бы остаться в этом незамеченным. Она была среднего роста, обладала длинными черными волосами, черты лица её были мягки и притягательны, хотя их носительница отнюдь не производила впечатление легковесного человека, скорее наоборот — привлекала внимание некоторая серьезность или сосредоточенность. Но самое же большое таинство скрывалось в её глазах — тёмно-синие очи сразу пленяли глубиной и радостью открытия мира.

Джон на секунду встретился с Анной взглядом. Всего на секунду, но этого хватило! Какой-то почти физически ощутимый свет исходил из глаз её, незримая сила, заставляющая смотреть в эти синие очи не отрываясь. Уолтер заметил замешательство Джона и сказал, поворачиваясь к Анне:

— Это Джон, мой новый друг. Мы с ним учимся вместе и уже сдружились. А это, — он учтиво указал Джону на Анну, — Лютиэн, Лесная Дева. В миру Анна.

— Здравствуй, Джон, — улыбнулась Анна, — очень рада. Вообще рада за вас, у Уолтера давно не было никаких друзей.

— У него-то? — Джон от удивления даже показал на Уолтера пальцем, что привело того в совершеннейший восторг. — Он такой общительный человек, такой открытый, я просто не могу в это поверить.

— А ты так ничего и понял до сих пор? — спросил Уолтер, а Анна многозначительно улыбнулась. — Лютиэн? Споём ему нашу последнюю балладу?

— С удовольствием, Берен.

Уолтер взял в руки акустическую гитару, уселся напротив Анны, и они начали. Нежные звуки перебора переплетались с чистым, высоким голосом девушки. Джону моментально представились флейта и клавесин, вплетающиеся в музыкальное полотно. Если бы он слышал группу Steeleye Span, то наверняка провёл бы параллели с их музыкой и голосом Мэдди Прайор. Но Джону ещё не довелось познакомиться с этой замечательной командой, поэтому он тихо и восторженно внимал дивным звукам, уводящим в совершенно другой мир. В балладе воспевалась история любви Берена и Лютиэн[9], рассказывалось о двух последних воинах Света, восставших против неизбежного Конца Мира и порабощения людей их же собственным разумом… Джон заворожённо слушал. Величественные картины представали перед взором его. Стены древних замков из потрескавшегося камня, бесчисленные армии орков и людей, которые простирались до горизонта и уходили за него. И Берен с Лютиэн в кольце врагов, сразившие целые горы этих тварей, бесстрашные, непобедимые, вершащие последний бой этого Мира… К реальности Джона вернул незнакомый голос:

— Всем добрый вечер! Какая замечательная компания собралась тут сегодня! — это вошёл отец Уолтера.

— Привет, пап, — сказал как раз закончивший играть Уолтер. — Это Джон, мой одноклассник и новый друг. Мы тут его, так сказать, сообща приобщаем к прекрасному! Джон, — Уолтер повернулся к нему и, показывая на отца, представил его. — А это мой замечательный отец, мистер Чарльз МакКензи!

— Ну, — немного смутился отец Уолтера, — я думаю, можно и просто Чарльз. Дядя Чарльз, если хотите. Анна меня так давно уже называет.

И мистер МакКензи и Джон обменялись крепким рукопожатием.

— Пап, побудь немного с нами, ты так много интересного можешь рассказать! — попросил Уолтер.

— Ну уж, много, — застеснялся Чарльз, — что-нибудь о музыке?

— Расскажи нам о той замечательной эпохе, когда люди ещё верили, что мир изменится, когда трава была зеленее. — Попросил Уолтер.

— Если ты имеешь в виду 60-е годы, сынок, — медленно произнёс Чарльз, — то ты прав, времечко было действительно золотое, а мир — юн, словно капли утренней росы под восходящим солнцем в горах. О битлах рассказывать не буду, об этом и так написано много книг. Но вот что творилось в мире, в умах людей… Это было время просветления и новых надежд! Помню как мы, находясь примерно в вашем возрасте, ходили в лондонские клубы — Marquee, UFO. Там проводились просто невообразимые хепенинги. Концерты, на которых была самая разнообразная публика, все одевались во что хотели, носили цветастую хипповую одежду, обвешивались самодельными фенечками, сплетёнными из бисера. Люди читали в этих клубах свои стихи, играли какую-то музыку. Причём, в одном конце зала могла играть одна группа, в другом — совершенно другая. И всё это под невообразимые световые шоу, пионерами которых были Pink Floyd. Царила атмосфера любви и товарищества, любой мог подойти к любому и сказать что-то или просто обняться, прочитать свои сочинения, поговорить о философии. И никто ни на кого не смотрел как на ненормального. Можно было всё, всё разрешалось и всё находило понимание. Молодёжное движение было этаким стихийным протестом против истеблишмента, коммерции, потребительского подхода к жизни. Мы верили, что мир изменится, и что вот оно — начало чего-то грандиозного. — Чарльз рассказывал с горящими глазами, голос его был вдохновенен, но вот он сделал паузу, и взор его погас. — Это было давно. Теперь, когда с тех пор прошло уже тридцать лет, при взгляде на современный мир и общество, просто не верится, что такое вообще могло происходить… — Он снова поднял голову, взор его прояснился. — Однако вы меня радуете. Я никогда ничего не рассказывал Уолтеру, не навязывал ему этой музыки, что звучала тогда в сердцах многих людей. Он как-то сам заинтересовался всем этим, нашёл мои старые пластинки, книги, и вот он уже знакомит со всем этим других. Стало быть, тлеющие огоньки надежды, возможно, снова вспыхнут в полную силу!