Последний владыка - [7]

Тревер ждал три ночи. На четвертую, когда отряд Сола собирался за водой, он тоже направился к выходу.

— Я, пожалуй, пойду вместе со всеми, — сказал он Джун и Хьюго, — мне необходимо размяться, да и неловко как‑то сидеть на вашей шее и бездельничать. Чувствую себя каким‑то бесполезным животным.

Они вроде бы ничего и не заподозрили, Джун сказала только:

— Держись поближе ко всем. В скалах легко заблудиться.

Тревер вышел в темноту следом за отрядом и у развилки скользнул в сторону среди наваленных камней. Медленно, стараясь ставить ногу так, чтобы не производить лишнего шума, двинулся вдоль ручья. Проведя несколько дней в полумраке пещеры, он обнаружил, что света звезд ему достаточно, чтобы различать путь. Дорога оказалась трудной, и когда он дошел до того места, где Сол едва не убил его, он был уже весь в синяках и ссадинах и изрядно устал.

Найти солнечный камень оказалось довольно легко: Тревер увидел во тьме холодный бледный свет у темного скола скалы и поднял кристалл, ощущая благоговейный восторг. Из чистого любопытства он крепко прижал камень ко лбу между бровями… Камень действовал! Что‑то схватило обнаженный мозг и не отпускало. Тревер закричал, и тонкий слабый звук потерялся в темной пустоте; он сделал вторую попытку, но никакого звука не получилось. Что‑то запрещало ему кричать. Что‑то внутри перелистывало страницы его мозга, как книгу, и это не было ни ящером, ни корином, и вообще ни одним человеком или животным, которых Тревер когда‑либо знал. Это было что‑то спокойное, одинокое и далекое… Такое же чужое, как горячие пики, поднимающиеся к звездам, такое же мощное и такое же абсолютно безжалостное.

Тело Тревера конвульсивно дергалось, все физические инстинкты приказывали ему бежать, спасаться, а он не мог. Из горла вырывался слабый плачущий стон. Свободной рукой Тревер вцепился в другую руку, прижимавшую ко лбу дьявольский предмет… И оторвал камень!

Мозг чуть не разорвался пополам. Тревер упал. Он не полностью потерял сознание, но его сильно тошнило, а все кости словно размякли. Прошло довольно много времени, прежде чем ему удалось с трудом встать.

Значит, в этой проклятой долине было что‑то или кто‑то, способный без труда добраться через солнечный камень до человеческого мозга и удерживать его. Так произошло с коринами и ящерами, так на минуту было сделано и с ним, и ужас этого чуждого захвата все еще заставлял Тревера содрогаться.

— Но кто же это? — хрипло спросил темноту Тревер.

Лучше не выяснять. Только бы уйти… живым и хотя бы относительно целым.

Гонимый каким‑то диким, иррациональным, первобытным ужасом, Тревер мчался вперед, ударяясь коленями о камни. Он с трудом овладел собой, остановился и отдышался. Его ладонь все еще сжимала солнечный камень: даже в когтях древнего и чуждого ужаса человек не может отказаться от цели своей жизни, чудесным образом обретенной.

Тревер говорил себе, что тот, кто добрался до него через солнечный камень, не может сделать этого, пока проклятый минерал не прижат ко лбу. Сам по себе камень не принесет вреда, если его держать подальше от головы.

Корины — значит, они всегда… всегда в чужой власти?

Он старался прогнать эту мысль. Забыть все и выбраться отсюда!

Тревер взглянул вверх и увидел ящеров. Их было множество, и они летели прямо в ущелье, не кружась, не ища, а с уверенной целеустремленностью по тому же самому пути, который только что прошел Тревер.

«Они не видели меня», — подумал он… и был бы рад поверить этому, но не мог. Тревога его росла, исходя из неизбежного вывода: они, или тот, кто управлял ими, теперь знали точно, где найти беглецов. Откуда им вдруг стал точно известен маршрут, ведущий в пещеру?

В тревожные мысли Тревера насильно вторглось понимание того, в чем мучительно стыдно и больно было себе признаваться. И это понимание не уходило, не переставало терзать его, разрывая душу на части, и он внезапно выкрикнул с болью и чувством вины:

— Нет! Не может быть, чтобы они увидели через меня!

Тревер, застонав, выполз из своего убежища и бросился обратно к ущелью следом за ящерами. Может быть, успеет предупредить…

Когда он миновал развилку, то услышал доносившиеся из глубины каньона женский визг и хриплые крики ярости и отчаяния. Перескакивая через камни, падая, задыхаясь, он добежал до отверстия пещеры и замер от ужаса.

Черные крылья хлопали в узкой горловине между каменными стенами. Мелькали когти, хвосты били точно кнуты. Люди сопротивлялись, отталкивая и топча друг друга, и все — так под неумолимым натиском вынуждены были идти по каньону.

Чуть в стороне Тревер заметил Джун. Хьюго затолкал ее во впадину в стене и, загородив собой, с ожесточением размахивал обломком камня. Мгновение спустя страшные когти глубоко впились в его тело, и он упал.

Тревер бросился ему на помощь. Он не остановился, чтобы схватить камень, а просто навалился всем телом на ящера, вцепившегося в спину Хьюго. Дико бились крылья, а чешуйчатая шея сопротивлялась натиску его рук. Но физическая сила человека, помноженная на неистовую ярость, оказалась такова, что Тревер с хрустом свернул проклятой гадине позвонки…