Последний в семье - [20]
Стемнело. Набухшее небо нависало над лесом и лугом. От воды поднимался пар, как дым от разбитого посреди поля костра. Пар, словно мутное стекло, застилал глаза. Все вокруг было словно в пелене. Заходящее солнце рассеяло кровавые полосы и оставило после себя на небе клочья облаков, похожие на выжженные пятна. Казалось, луга и растущие на них деревья с наступлением ночи сместились и оказались залиты водой. Кувшинки качали в камышах белыми головками и выглядели издали как белые шеи плавающих в воде уток.
Сорка задержала дыхание и прислушалась. Вокруг было тихо. Доносился гулкий плеск воды о камень. В стороне показалась лодка. На ней стоял юноша в расстегнутом студенческом пиджаке, волосы спадали на глаза, одним веслом он направлял лодку к скале.
Сорка смотрела, как молодой человек стоял, чуть раздвинув ноги, волосы спадали ему на глаза, и вдруг она почувствовала, что луга, лес, вода наполняют ее радостью. В ту же секунду она забыла обо всем, забыла о доме. Все казалось как во сне, будто Сорка была в дороге тысячу лет и оказалась где-то у моря на скале одна-одинешенька. Она знала, что столы накрыты, а дворец пуст. Все ждут ее… А вот и принц пересекает Вислу, он приплыл за ней…
Лодка остановилась под скалой, рука с веслом потянулась к Сорке, и над Вислой повисла бархатная лента, которая была вплетена в Соркины волосы.
— Простите, вы только что обронили…
Сорка потрогала волосы, поняла, что ленты нет, вновь почувствовала под собой скалу, и ей захотелось сказать, что она здесь ни при чем. Сорка взяла ленту, раскрыла потемневшие от ягод губы, поглядела на юношу с улыбкой и покраснела.
— Благодарю вас! Не стоило утруждаться из-за такой мелочи!
Юноша что-то пробормотал, выпрыгнул на берег и принялся вытаскивать лодку из воды.
Сорка спустилась со скалы, как дикая серна, мигом поправила платье, встряхнула головой и стала вплетать мокрую ленту в косу.
— Если не ошибаюсь, — поклонился студент и откинул волосы с лица, — вы дочь писателя?
— Да. А вы кто?
— Я? — улыбнулся студент, тронув двумя пальцами пушок в том месте, где должны были быть усы, и лукаво взглянув на Сорку. — Мы соседи, ваш отец уже несколько раз бывал у нас.
— Я все еще не понимаю, кто вы, — рассмеялась Сорка.
— Вы знаете, где живут Понятовы? — Студент не сводил глаз с Сорки. Ему стало жаль, что каникулы скоро закончатся, а он и не знал, что по соседству живет такая красивая девушка.
— Вы сын Исроэла Алтера? — Сорка схватила его за руку, как изумленный ребенок.
Студент кивнул, взглянул на ее растрепанные волосы, усыпанные листьями и травой, посмотрел в ее черные глаза, глубокие, как вечерние леса. Она была такой гибкой и свежей, словно тоскующая лесная красавица, которая вышла ему навстречу.
Сорка очнулась, будто прочитав его мысли, и хотела вынуть руку из его руки. Они переглянулись, смутились, пристыженно разомкнули руки, но те с трепетом, словно боясь потерять друг друга, снова обрели одна другую.
— Если вы не возражаете, — студент слегка поклонился, его голос дрожал, — я провожу вас домой!
— Но я боюсь, что мне придется показывать вам обратный путь, — засмеялась Сорка. — А впрочем, идемте.
Они сделали пару шагов, Сорка обернулась, прислушалась, хлопнула в ладоши и показала на Вислу:
— Взгляните!
— Что?
— Ваша лодка уплывает!
Лодка, едва вытащенная на берег, соскользнула в воду и кружилась по ней, как игрушечная. Взглянув на реку, студент сдвинул шапку и запустил пальцы в волосы, затем махнул рукой, словно ему было все равно, и улыбнулся:
— Это к лучшему, пусть плывет!
— Как же вы доберетесь домой? — мягко спросила Сорка, словно считая себя виноватой, и по-детски добавила: — Это все из-за меня!
— Не вините себя, — успокоил студент Сорку. — Я дойду до дома по лугу, так еще ближе!
Они шли молча. Луг ликовал у них под ногами. Воздух тихо, монотонно гудел, подобно шуму морских ракушек. Только у воды на дереве сидела птичка и свистела. Сначала звук мягко разливался и пропадал… Затем стал раздаваться все громче и громче, затрещал без перерыва, вдруг взорвался и рассыпался вокруг, а в воздухе еще долго стоял металлический звон.
— Вы когда-нибудь были в Варшаве? — прервал молчание студент.
— Нет, не была.
— А…
Он разговорился, рассказывал одну историю за другой. Они, словно живые картины, представали в Соркиной голове, каждая деталь звучала необычно, по-новому. Он говорил о студенческой жизни, о том, как приходилось недоедать, удивлялся, что Сорка никогда не слышала о студенческих гулянках и веселых компаниях. Каждая история была яркой, бурлила молодостью.
Сорка так увлеклась, что ей показалось, будто рядом идет отчаянный Печорин, который ночью приедет за ней на черной лошади и выкрадет Сорку из дома.
Студент остановил Сорку у срубленного дерева.
— Если хотите, можно ненадолго присесть. В такую ночь грешно идти домой. Смотрите, — он показал на густое звездное небо, — какая сумасшедшая ночь.
— Меня будут искать, мне нужно домой, — взмолилась Сорка.
— Не уходите, — он подошел ближе и взял Сорку за руку, — останьтесь!
Его колено коснулось Соркиного и словно обожгло ее с головы до ног. Сорка взволнованно отстранилась и улыбнулась:
Роман «1863» — вторая часть неоконченной трилогии «В польских лесах», повествующей о событиях польского восстания 1863 г. Главный герой романа Мордхе Алтер увлекается революционными идеями. Он встречается с идеологом анархизма Бакуниным, сторонником еврейской эмансипации Моше Гессом, будущим диктатором Польши Марианом Лангевичем. Исполненный романтических надежд и мессианских ожиданий, Мордхе принимает участие в военных действиях 1863 г. и становится свидетелем поражения повстанцев.
События, описываемые в романе «В польских лесах», разворачиваются в первой половине и в середине XIX века, накануне Польского восстания 1863 года. В нем нашли свое отражение противоречивые и даже разнонаправленные тенденции развития еврейской идеологии этого периода, во многом определившего будущий облик еврейского народа, — хасидизм, просветительство и ассимиляторство. Дилогия «В польских лесах» и «1863» считается одной из вершин творчества Иосифа Опатошу.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.