Последний танец вдвоем - [19]

– Девочки, девочки, не будем спорить зря, – заулыбался мистер Джимми. – Все равно я не смогу ничего сделать без мнения Джиджи о вещах, без ее набросков и текстов. Надо начать с малого – попробовать собрать коллекцию предметов из тридцати. Тогда, если клиенты на нее не клюнут – что меня бы очень удивило, – то ваши потери будут невелики, а деньги вкладываю я.

– Кстати, о деньгах… – сказала Саша многозначительно, облизывая губы, как медведь, наевшийся меда.

– Кстати, о деньгах, милые дамы. Джиджи будет получать свою долю прибыли от каждой проданной вещи, но я начну производство только после того, как буду уверен, что это дело будет иметь успех.

– А я предложила бы другой метод, – невозмутимо сказала Саша. – Аванс в счет гонорара, как делается в книготорговле. Поскольку Джиджи будет подбирать белье, писать к нему текст и рисовать, то, следовательно, она будет играть одновременно роль редактора, автора и художника. Так что, если она даст согласие потратить свое время на эту работу, вам следует выплатить ей определенную сумму авансом, а остальное – после окончания ее части работы, прежде чем вы поставите вещь на поток. В таком случае, даже если вы окажетесь без прибыли – упаси господи, – она не останется без должного вознаграждения за свой труд. Иначе выходит, что она будет работать задаром. Подумайте сами, мистер Джимми: тридцать карточек! А рисунки? Ведь ей надо будет придумать тридцать женских образов!

–  Интересный подход, – проворчал мистер Джимми. – И что же, мне придется превратиться из галантерейщика в благородного книгоиздателя?

Внимательно слушая, Джиджи чувствовала, что, если отбросить ее щепетильность по поводу подлинности вещей, сама идея мистера Джимми просто великолепна. Для нее искать старинные вещи и придумывать к ним сюжеты было развлечением, но ей не приходило в голову, что из этого можно делать деньги.

–  Мой литературный агент мисс Невски предложила решение, которое мне кажется разумным, – откашлявшись, объявила она очень официальным тоном. – Конечно, мистер Джимми, ей еще предстоит обсудить с вами наедине условия аванса, из которого она, естественно, будет получать свой гонорар, как и подобает агенту. Творческой личности не стоит вдаваться в такие подробности: это отрицательно сказывается на душевном равновесии. Сама мысль об этом вызывает у меня тошноту.

– Джиджи у нас чувствительная и ранимая, мистер Джимми, – сказала Саша. – Зато я – человек реалистичный и приземленный. У меня ничто не вызывает тошноту. Так что, может, обсудим вопрос гонорара завтра в вашем офисе? Я вижу, нам уже несут обед, а мне совсем не хочется есть омара «фра дьяволо» и обсуждать финансовые дела одновременно.

III

– Мадам Айкхорн!

В четвертый раз за это утро администраторша третьего этажа отеля «Ритц» мадемуазель Элен постучала в дверь спальни Билли. Накануне горничные докладывали ей, что на всех дверях, ведущих в апартаменты Билли, висели таблички «Прошу не беспокоить», поэтому убрать в номере им не удалось. Само по себе это не было чем-то необычным – человек вполне может хотеть уединения, – но, с другой стороны, такой длительный отдых неизменно должен сопровождаться заказами по телефону еды в номер. Однако мадемуазель Элен справилась в отделе обслуживания в номерах и выяснила, что никаких заказов из этого номера не поступало с позавчерашнего дня. Когда она обратилась к консьержу, тот сказал, что мадам Айкхорн не покидала отеля с того момента, как в четверг незадолго до полуночи вернулась из Оперы. «А это означает, – быстро прикинула в уме мадемуазель Элен, – что самая странная и загадочная из постояльцев на моем этаже неотлучно находится в номере вот уже две ночи и два дня, да еще плюс сегодняшнее утро, не заказывая при этом никакой еды и не показываясь никому из обслуги».

Мадам Айкхорн уже давно жила в «Ритце», и все настолько привыкли к ее бессистемным отлучкам и возвращениям, что до этого момента ее затворничество воспринималось не более как очередной каприз. Однако сегодня уже пора было принимать какие-то меры.

Постучав еще раз, молодая женщина в изящном черном костюме вставила ключ в замочную скважину, но оказалось, что изнутри дверь закрыта на цепочку.

– Мадам Айкхорн! – прокричала Элен в узкую щель. – У вас все в порядке? Вы меня слышите? Это мадемуазель Элен.

– Уйдите и оставьте меня в покое, – донесся из глубины комнаты голос Билли. В комнате было абсолютно темно из-за плотно закрытых ставен и задернутых штор. А в Париже сияло полуденное солнце.

– Мадам, вы нездоровы? Я немедленно пришлю вам врача.

– Я совершенно здорова. Прошу вас оставить меня в покое.

– Но, мадам, вы больше двух дней ничего не ели.

– Я не голодна.

– Но, мадам…

– Отстаньте от меня! Что я должна сделать, чтобы мне дали здесь спокойно побыть одной?

Мадемуазель Элен тихонько закрыла дверь. По крайней мере, она жива – не утонула в ванне, не ударилась головой, поскользнувшись на мокром кафеле, и не лежит без чувств в своей постели. На какой-то миг у мадемуазель Элен отлегло от сердца, но она твердо вознамерилась держать ситуацию под контролем и отдала соответствующие инструкции персоналу третьего этажа. Им надлежало следить за номером и докладывать немедленно, если кто-нибудь будет входить или выходить. Ни одному человеку не позволено голодать в парижском отеле «Ритц» и – что еще хуже – спать на одних и тех же простынях две ночи подряд!