Последний танец вдвоем - [15]

– Билли не охотится на куропаток.

– Ах, Саша, вечно ты понимаешь все слишком буквально! Это платье – для любого случая, когда женщине хочется выглядеть особенно блистательно и немного загадочно. А вот эта пижама – для Джессики. Мне она мала, значит, ей будет в самый раз, – добавила Джиджи, беря в руки бледно-розовую муслиновую вещицу, отороченную густыми многоярусными оборками по вороту, рукавам и низу штанишек длиной до середины икры. – Это французская пижама, двадцатые годы… Как думаешь, подойдет ей?

– А достаточно она эротична? – спросила с сомнением Саша, поправляя бретельку на своем черном кружевном комби.

– Белью необязательно всегда быть эротичным. Эта вещь очаровательна, и Джессика такая же. А вот это – для Эмили Гэтерум, – добавила Джиджи, показывая Саше черный бюстгальтер с острыми чашечками, в которых были оставлены отверстия как раз напротив сосков.

– Ой, нет!

– Пожалуй, ты права. На самом деле это для меня. Голливудская мода шестидесятых! Эмили такого не поймет.

– И что ты собираешься с этим делать?

– Вам так не терпится это знать, мисс Невски? Эта деталь туалета была известна под названием «боевое облачение куртизанки» – и не вздумай отнять ее у меня. Нечего так жадно на меня смотреть, мне эта вещь нужнее, чем тебе. Иди-ка лучше переоденься и отдай мне твой рождественский подарок, мне нужно упаковать его и закончить карточку. И еще мне надо писать карточки для Долли, Билли, Джессики и Мэйзи. А вот еще комбинация для Джози Спилберг – шелк с шифоном, тридцатые годы – смотри, какой восхитительный шоколадный цвет. Джози – единственная женщина, которая по-прежнему носит комбинации. А эти полотняные и кружевные нижние юбки – для Эмили и всех моих подруг. Господи, как же я смогу за сегодняшний день написать столько карточек? Да еще ты меня отвлекаешь! Посмотри на часы.

– Джиджи, я помогу тебе завернуть все твои подарки – ты знаешь, что я это классно умею, – если только ты позволишь мне взять это все в студию, чтобы показать другим девушкам. Ну, пожалуйста! Только на один день! Ведь до Рождества еще далеко. Я прослежу, чтобы все было в порядке.

– Ты правда думаешь, что это может быть интересно другим девочкам? – спросила Джиджи, борясь с искушением.

– Никакого сомнения. Я всегда считала, что хорошим моделям, демонстрирующим нижнее белье, надо быть поупитаннее, чем всем прочим, иначе вещи на нас будут висеть. Но иногда, особенно перед Рождеством, все мы начинаем комплексовать, что мы недостаточно костлявые и не похожи на сильфид. Да-да, даже Сашу Невски иногда одолевают сомнения! Девочкам будет очень кстати узнать, что носили женщины до изобретения колготок.

–  Ну, ладно… но только на один день. И не бери мой лифчик. Он мне может понадобиться.

–  Такие лифчики они видели, Джиджи. Их до сих пор выпускают, и у половины женщин в «Де-Моэн» такие есть, – заявила Саша. – Они называются «Субботние особые».

–  Это обычная рождественская меланхолия, я о ней много читала в журналах, ничего особенного в этом нет. Скорее наоборот – если бы мы от нее не страдали, стоило бы всполошиться, – неубедительным голосом говорила Дон Левин, перехватывая поясом хлопчатобумажный халат, который только что набросила в помещении для переодевания манекенщиц салона «Херман Брозерс». – Правда, в журналах ничего не пишут о том, почему это я вдруг набрала почти килограмм вокруг талии – при том, что до Рождества еще несколько недель. Но, может быть, Энн Ландерс еще напишет что-нибудь о психологической прибавке веса в преддверии Рождества… Вдруг это что-то вроде ложной беременности?

Дон говорила с сомнением в голосе. Густые светлые волосы сияющими волнами падали ей на плечи, а прямая челка лезла прямо в печальные голубые глаза.

– Все это чушь собачья, и не пытайся найти себе оправдания, – ответила Сэлли Смарт. – Если ты прибавила килограмм, а мне отсюда видно, что так оно и есть, то это только потому, что ты съела восемь тысяч калорий жира, который не усвоился, – так объясняет это моя мама. Она считает своим материнским долгом говорить мне такие вещи, которых никто другой не скажет. – Заправив пряди каштановых волос за уши, Сэлли сморщила веснушчатый носик. – Так что не утомляй меня своими жалобами и брось заниматься самообманом.

– Вот спасибо, Сэлли, ты меня очень утешила, – обиделась Дон. – Ты настоящая дочь своей матери, больше мне нечего сказать. И она тоже заслужила иметь такую доченьку. Кстати, она не сказала тебе, что прыщик у тебя на подбородке с каждой минутой растет и к Рождеству как раз созреет? Впрочем, это неважно, у тебя ведь нет в этот вечер свидания!

– «На Рождество веселым будь, о всех печалях позабудь!» Вы что, паршивки, не учили этой песенки в школе? – спросила Роза Молена, третья манекенщица, и вдруг с ужасом уставилась на свои ноги. – У меня варикозные вены, – ошеломленно выдохнула она. – О господи, вот и конец всей карьере! Ну-ка, быстро кто-нибудь скажите мне, что в двадцать два года не может быть варикозных вен!

– А вот и нет, – поспешила возразить Сэлли. – Они могут появиться в любом возрасте. И заткнись насчет хорошего настроения, иначе пойдешь со мной за подарками моим племянникам – а их девять человек, поганцев этаких.