Последний тамплиер - [36]

— Да, — монсеньор пожал плечами, — складывается такое впечатление.

Бруньоне помолчал.

— Разумеется, может быть и другое объяснение, Михаэль.

— Я думал об этом.

— Возможно, главный преступник избавляется от мусора.

Де Анжелис невозмутимо кивнул невидимому собеседнику.

— Подозреваю, что так оно и есть.

— Это неприятно. Если он останется один, найти его будет очень трудно.

— Каждый совершает ошибки, ваше высокопреосвященство. Когда придет его очередь, я не упущу случая.

Де Анжелису было слышно, как кардинал беспокойно заворочался в кресле.

— Такое развитие событий тревожит меня. Вы никак не можете помочь делу?

— Боюсь, ФБР сочтет это нежелательным вмешательством.

Бруньоне помолчал еще минуту и сказал:

— Что ж, сейчас не следует раздражать их. Но вам нужно постоянно наблюдать за ходом расследования.

— Я делаю все возможное.

Бруньоне заговорил, подчеркивая каждое слово:

— Вы понимаете, как это важно, Михаэль. Вернуть надо все, и прежде, чем случится непоправимое.

Де Анжелис очень хорошо понимал, что имеет в виду кардинал, подчеркивая слово «все».

— Разумеется, ваше преосвященство, — сказал он, — я понимаю.

Отключив связь, он посидел еще несколько минут в задумчивости. Потом опустился на колени у кровати и начал молиться: не о божественном вмешательстве, но о том, чтобы человеческая слабость не помешала ему исполнить, что должно.

Слишком высока была ставка.

ГЛАВА 28

Пачка распечаток факса, присланного из Колумбийского университета, показалась Тесс обескураживающе хлипкой. Она не нашла в них ничего полезного. Со слов Клива Эдмондсона, она ожидала обнаружить хотя бы упоминания тамплиеров, но официально Уильям Венс ими не занимался. Почти все работы были посвящены финикийской истории от третьего века до новой эры и до Рождества Христова. Правда, крупные финикийские портовые города, Сидон и Тир, тысячелетием позже стали мощными оплотами тамплиеров. Поэтому исследование Финикии неизбежно приводило к крестоносцам и тамплиерам.

Хуже было то, что ни в одной из полученных ею публикаций не упоминались ни тайнопись, ни криптография.

Тесс упала духом. Сколько перечитано в библиотеке, сколько прочитано здесь, в кабинете, работ Уильяма Венса, а она ни на шаг не приблизилась к цели.

Она решила еще раз прошерстить Интернет и получила те же несколько сотен ссылок на имя Венса. Пришлось потратить время и внимательно с ними ознакомиться.

Прокрутив два десятка сайтов, она наткнулась на статью, где имя Венса упоминалась вскользь и в насмешливом тоне. Автор, опубликовавший свой доклад, прочитанный более десяти лет назад перед французскими историками в Нантском университете, бегло перечислял теории, с его точки зрения, не заслуживающие внимания и только мутящие воду.

Имя Венса мелькнуло ближе к концу списка. Докладчик вспомнил, как насмешил его Венс, заподозривший, что Гуго де Пайен мог быть катаром, на том лишь основании, что корни его генеалогического древа уходили в Лангедок.

Тесс перечитала абзац. Основатель ордена тамплиеров — катар? Смешно даже предположить. Что может быть дальше друг от друга, чем катары и тамплиеры? Храмовники двести лет беззаветно сражались за христианство. Катары же — приверженцы гностического учения.

И тем не менее было в этой гипотезе нечто интригующее.

Движение катаров берет начало в середине десятого века. Название производится от греческого katharos — «чистые». В основе учения лежало представление об изначальном зле Мира и о непрерывном перевоплощении душ — души могли воплощаться даже в животных, поэтому катары практиковали вегетарианство. Очистившись в перерождениях, душа освобождалась из плена материи и возносилась в небеса.

Учение катаров было осуждено Церковью. Катары были дуалистами: верили, что помимо милосердного и благого бога существует бог злой, ответственный за ужасную судьбу этого мира. Благоволящий бог создал небеса и человеческую душу; а злой заключил душу в тюрьму тела. В глазах Ватикана катары уравнивали сатану с Богом. Катары почитали злом все мирские блага, что заставило их отвергать богатство и власть, так явно разъедавшие Римскую католическую церковь.

Еще более раздражал Церковь их гностицизм. Гностики — как и «катары», происходят от греческого корня gnosis, означающего высшее знание, или прозрение, — учили, что человек способен вступить в прямой контакт с Богом без посредства священников и Церкви. Вера в личную связь с Богом освобождала катаров от всех моральных запретов и обязательств перед Церковью. Не нуждаясь в благодеяниях Церкви и в строгих обрядах, они не чувствовали также нужды в духовниках. Их службы проводились в простых домах или под открытым небом. Они также признавали равенство женщин и возводили их в ранг «совершенных» — наиболее близкий к священству в их практике. Телесная оболочка не имела для них значения, поскольку душа одинаково свободно могла вселиться в тело и мужчины и женщины.

Это учение широко распространилось в Южной Франции и Северной Италии. Ватикан забеспокоился и решил, что долее терпеть эту ересь невозможно. Она не только угрожала католической Церкви, но и подрывала основы феодального строя в Европе, поскольку катары считали грехом любую привязанность к телесному, а следовательно, злому миру. Это угрожало обесценить отношения, связывавшие крестьянина или вассала с сеньором-феодалом. В борьбе с этой угрозой папство без труда заручилось помощью французского дворянства. В 1209 году на Лангедок обрушилась армия крестоносцев, и в следующие тридцать пять лет Воинство Христово перебило более тридцати тысяч еретиков — мужчин, женщин и детей. Рассказывали, что в церквах, где искали спасения крестьяне, крови было по щиколотку, а когда один из солдат папы пожаловался, что не умеет отличить еретика от христианина, ему было сказано: «Убивай всех, Господь узнает своих».