Последний тамплиер - [111]

Мартин провожал взглядом удирающего со всех ног лекаря и вдруг содрогнулся от страшной боли в спине. Обернувшись, он увидел, что обезоруженный им человек стоит, сжимая в руках обрубленные вилы. С их зубьев стекала кровь. Мартин неловко шагнул вперед, охнув от боли. Последним отчаянным усилием он дотянулся мечом до врага и перерезал ему горло.

Минуту он стоял неподвижно, чувствуя накатывающую усталость. Сквозь грохот водопада пробился новый звук, и Мартин развернулся, задохнувшись от боли. Последний из преследователей бросился на него, зажав в руке старый заржавленный меч. Мартин не успел бы защититься, но за спиной подбегающего убийцы из кустов, пошатываясь, появился Гуго. Заметив его, горожанин отвернулся от Мартина и, двумя руками стиснув рукоять, вогнал клинок в тело старого моряка.

Кровь хлынула у Гуго изо рта, но каким-то чудом он не только устоял на ногах, но и шагнул вперед, дотянувшись до остолбеневшего врага. Вцепившись в него, Гуго медленно, шаг за шагом стал пятиться, не разжимая стальной хватки, пока оба не оказались над самым краем пропасти. Увидев, что его ждет, убийца вскрикнул и забился в руках моряка.

Забыв на миг о собственной ране, Мартин смотрел на застывшего над обрывом друга, сжимающего врага в смертном объятии. Гуго поймал его взгляд, и слабая улыбка тронула его губы. Послав Мартину последний братский кивок, капитан погибшего «Храма сокола» шагнул в пропасть, унося с собой в вечность бьющегося в его руках человека.

Внезапно страшный удар обрушился сзади на голову Мартина. К горлу подступила тошнота. Корчась от боли, теряя сознание, он сквозь застилавший глаза туман успел разглядеть лекаря, стоящего над ним с камнем в руке.

— За такого сильного мужчину в каменоломне дадут хорошие деньги, а ты постарался, чтобы мне не пришлось делиться с другими, — ухмыльнулся лекарь. — Кстати, тебе, может, будет приятно услышать, что кое-кто из убитых тобой приходится родней надсмотрщикам.

Доктор снова занес камень, и Мартин понял, что бессилен отвратить удар, предотвратить пленение и рабство, вернуть письмо и продолжить путь в Париж. Образы Эмара де Виллье и Гийома де Боже пронеслись перед глазами лежащего на свежем снегу рыцаря, а потом камень опустился, и все покрылось тьмой.

ГЛАВА 80

Оглушительный удар грома раскатился над Тесс, вырвав ее из забытья. Она зашевелилась, ловя ускользающее сознание, пытаясь сообразить, что с ней и где она находится. По затылку стучал дождь. Каждый дюйм тела болел, словно по ней прошелся слон. Чувства постепенно пробуждались, она услышала свистящий над ней ветер, удары волн и почувствовала страх. Последнее, что она запомнила, была рушащаяся сверху стена воды. Тесс в ужасе подумала, что буря все еще швыряет ее по волнам. Но… что-то было не так. Что-то изменилось. И она наконец осознала, в чем дело.

Она больше не двигается. Она лежит на земле.

Ужас сменился облегчением, и Тесс попыталась открыть глаза. Под веками жгло, все вокруг виднелось как сквозь дымку, и она велела себе не торопиться. Короткий приступ паники сменился пониманием: что-то мешает видеть. Непослушными пальцами она отодвинула с лица спутавшиеся волосы и тихонько ощупала веки. Они страшно отекли, и губы тоже. Тесс попыталась глотнуть и не сумела. В горле словно застрял колючий ком. Ей нужна была вода, и притом не соленая.

Расплывчатое изображение вдруг прояснилось. Небо до сих пор выглядело серым и тусклым, но спину ей грело солнце, стоящее, судя по шуму прибоя, с той же стороны, над морем. Она хотела сесть, но вторую руку что-то прижало и не отпускало. Попытка потянуть сильнее вызвала острую боль, пронзившую все тело. Свободной рукой Тесс нащупала веревку, глубоко врезавшуюся в кожу. Она легла, расслабившись, и стала вспоминать, как привязывала себя и Рейли к деревянной крышке люка.

«Рейли! Где он?»

Его не было на плоту, и ужас обрушился на Тесс с новой силой. Она села, повозилась с веревкой и с усилием выдернула руку из петли. Перевалилась на колени и медленно встала, оглядываясь по сторонам. Увидела длинную песчаную полосу, тянувшуюся вдоль воды и переходящую вдали в каменистые мысы. Она сделала несколько неверных, спотыкающихся шагов, осматривая сквозь щелки глаз этот пустынный безлюдный пляж, — и никого не увидела. Ей хотелось крикнуть, позвать его по имени, но обожженная глотка отказала. Тут ее настиг приступ тошноты и головокружения. Она покачнулась, упала на колени, чувствуя, как утекают последние силы. Хотелось плакать, но слез не было.

Совсем обессилев, она опустилась на песок и лишилась чувств.

Второе пробуждение было совсем не похоже на первое. Прежде всего, было тихо. Ни воя ветра, ни грохота прибоя. Правда, вдалеке слышался шум дождя, но кругом царила блаженная тишина. И еще — постель. Не деревянные доски, не мокрый песок. Самая что ни на есть настоящая постель.

Сглотнув, она убедилась, что колючий комок исчез из горла, а осмотревшись, поняла причину. Над ней на невысоком хромированном штативе висела капельница, и трубка тянулась к ее локтю. Рядом у кровати стояли простой деревянный стул и тумбочка. На тумбочке, покрытой белой кружевной салфеткой с чуть обтрепанными краями, стоял графин с водой и стакан. Беленые стены без украшений, только маленькое деревянное распятие над ней.