Последний стожар - [19]

Еву отделяло от турникетов метров десять. Проход в этом месте сужался, и люди, которым она мешала проходить, сердито толкали её в спину. Ещё немного – и силой толпы её должно будет пронести сквозь турникеты, где она сразу попадёт в луч, чего она почему-то боялась.

Ева попятилась, надеясь выбраться из толпы, и налетела на женщину, толкнув её рюкзаком с учебниками. Женщина не обиделась, даже напротив.

– Не пропускают? Дуй за мной! Ребёнка затолкали! Дорогу, граждане! – закричала она и, ухватив Еву за лямку рюкзака, потянула её за собой к турникетам. Ева отчаянно рванулась у неё из рук. Женщина, не отпуская, начала кричать ещё громче. Никогда люди не орут так громко, как когда пытаются сделать доброе дело, а им мешают.

На шум повернулся тот самый тип с фонарём – молодой, с чёлкой как у пони. Напряжённо заскользил глазами по толпе и вдруг вскинул фонарь, осветив подозрительное место. Испытывая неосознанный ужас перед этим лучом, Ева присела на корточки, укрывшись в толпе, а потом на четвереньках поползла назад к электричке.

Женщина её уже не держала. Пытаясь не думать, как выглядит со стороны, и не слушать ворчание людей, которым она мешала, Ева проползла шагов десять, вскочила, уверенная, что луч ей больше не страшен, – и почувствовала жжение. Повернув голову, она увидела, что к её левому плечу прилипла оранжевая нить. Ева рванула её – бесполезно. Нить растягивалась, как влажный клей, покорно провисала, петляла в толпе, огибая людей, но не рвалась. Ева попыталась избавиться от неё: бегала вокруг столбов, заставляя нить обматывать их, а потом резко дёргала, пыталась скинуть куртку, надеясь, что нить прилипла к одежде, а не к коже – куда там! Избавиться от нити было так же невозможно, как перерубить ножом луч солнца.

Решив уехать на ближайшей электричке, Ева метнулась к вагонам, но чья-то рука цепко ухватила её за запястье. Она оглянулась и увидела парня. Лица его было не разглядеть: до носа оно было прикрыто козырьком бейсболки, на которую сверху был натянут ещё и капюшон. Отчётливо Ева различала только его губы, часть щеки и носа. Роста среднего, гибкий. Было в нём что-то гимнастическое. Стоял не сутулясь, а даже как бы чуть прогибаясь назад. Ева много повидала циркачей на своём веку и умела уловить эту цирковую расслабленную жилку.

– Не дёргайся! Магзели тебя заарканили! Теперь паутина так и будет волочиться! – парень кивнул на прицепившуюся к Еве нить. – Ты всерьёз, что ли, думала, что от паутины можно ползком удрать? Теперь слушай… Придётся прорываться!.. Бежим! – Он оглянулся, прикидывая расстояние, и, не отпуская руку Евы, побежал.

Уже через десять метров у Евы возникло чувство, что её ноги отрываются от земли. Парень тащил её так, словно её прицепили к грузовику. Задевая кого-нибудь, Ева всякий раз вежливо и мягко произносила «ой!». Потом, по мере того как парень ускорялся, она говорила уже «ай!», потом «ах!», а затем и вовсе ничего не говорила, потому что люди валились вокруг, как кегли. Внезапно парень остановился, взглянул на нить и покачал головой:

– Нет, так не прокатит… Не оторвёмся! Я визжок сейчас метну – не дрейфь! И уши заткни, хоть это и не сильно поможет.

– Визжок? – не поняла Ева.

Парень истолковал её слова по-своему. Видно, решил, что она в курсе:

– Отличный визжок! Заправлен с перебором – мало не покажется! Толпа понесётся, а мы за ней прицепом! А если магзели аркан бросят – стой как столб и глаза закрой, не то запакуют!

Ева оглянулась. Мужчины за турникетом о чём-то совещались. Потом двое рванули вперёд, а трое, включая и женщину, остались. «Паутина», прилипшая к Еве, тащилась за ней как поводок, служа преследователям путеводной нитью. Они ещё не пробились к Еве, когда из-за спины у девушки вылетело нечто среднее между консервной банкой и юлой. Непонятный предмет пролетел метра три по воздуху, шлёпнулся на землю и начал раскручиваться, быстро набирая скорость. Вначале звук был просто громким, резким и неприятным, словно где-то на крыше испытывали сирену гражданской обороны, а затем у тебя в ушах будто одновременно заскандалили пять тысяч детей.

Но и это был ещё не предел. Чем стремительнее раскручивалась юла, тем непереносимее, визгливее и противнее становился звук. Он наполнил всю площадь, колол как стеклянные иглы, пробивался сквозь ладони, которыми Ева зажимала уши. От него не было спасения.

Несколько человек, находившихся к визжоку ближе прочих, звуком были сбиты с ног и отползали на четвереньках – ничего не соображающие, бледные, с распахнутыми ртами. Один мужчина попытался прыгнуть на визжок животом, чтобы заставить его замолчать. И звук действительно стал тише – во всяком случае настолько, что Ева осознала, что рядом с ней стоит парень в бейсболке и капюшоне, дёргает её за руку и орёт ей на ухо:

– Видела, что он натворил?! Нельзя было на него бросаться! Сейчас такое начнётся! – И он потянул Еву за собой.

Хотя парень был худощав и лёгок, в толпе он нёсся как пушечное ядро. Кого-то сносил с ног, кого-то огибал, кому-то сипло вопил в самое ухо: «Осторожно! Здесь дети! Дорогу цветам жизни!» – а в следующий миг уже наступал бедному человеку на спину, протаскивая за собой и Еву, едва успевавшую пискнуть «Извините!».