Последний солдат - [23]

В последний путь кроме военных и чиновника его провожали лишь несколько стариков из нашего дома и пара ветеранов. Родственников у Шаховского не было, родители давно умерли, брат погиб на фронте, а жена с дочкой попали под бомбежку при эвакуации из Харькова. Второй раз Леонид Романович так и не женился.

– Леша, я тебя слушаю. Ты что-то хотел или просто пришел проведать старика? – реплика соседа прерывает мои раздумья.

– Хотел, – смущенно признаюсь, – я к вам вообще-то зашел по делу.

– Излагай, чего тебе понадобилось? – доброжелательно улыбается Шаховский.

– Расскажите нашему классу о войне, – тихо прошу Леонида Романовича.

Улыбка сползает с лица ветерана. Серые глаза пристально смотрят на меня:

– Зачем тебе это надо, Алексей?

– Леонид Романович, это нужно всем, и живым, и вашим боевым товарищам, погибшим на этой войне. У меня, как вы знаете, отец полковник, а дед – генерал. Я воспитан на подвигах Великой Отечественной. Но мои одноклассники и вообще все школьники родились уже в мирное время. Они выросли в благополучной, мирной и отстроенной после жуткой войны стране. Молодежь не ощутила на себе все величие и грандиозность прошедшей эпохи. И знаете, для многих из них празднование Дня Победы стало уже привычным. Я не хочу сказать, что это плохо, наоборот, хорошо, что мы отмечаем этот праздник. Меня тревожит другое. Вижу, что многие одноклассники зевают на политинформациях, уроках истории, при рассказах о подвигах советских солдат. Для них это уже стало во многом формальными мероприятиями, которые даже слегка поднадоели.

Я хочу, чтобы ребята из моего класса послушали рассказ участника войны, прониклись ее духом и поняли, с каким врагом пришлось столкнуться СССР и от чего их спасли. Передачи и торжественные мероприятия это все-таки немного другое, они уступают по убедительности живому рассказу очевидца.

Леонид Романович останавливает меня жестом, разливает заварку по чашкам. Он встает, берет закипевший чайник. Горячая вода льется в наши чашки, поднимая вверх клубы пара.

Поставив чайник на плиту, он снова поворачивается ко мне.

– Удивительно, – помолчав, произносит ветеран, – такие мысли у шестнадцатилетнего юноши. Это просто невероятно. Я многое повидал в жизни. Меня сложно удивить. Но вам, Алексей, это удалось. Продолжайте.

Ага, отмечаю про себя, ветеран уже «на вы» перешел, и Леша уже в Алексея превратился. Хорошо, значит, у меня все получится.

– Да в принципе всё, – пожимаю плечами, – я хочу снять с них налет безразличия, затронуть их души и заставить задуматься, а смогли бы они вот так сражаться в самых невероятных условиях, держать оборону в огненном аду, пережить гибель друзей и близких и, главное, победить такого врага, несмотря ни на что? Пусть одноклассники посмотрят на войну вашими глазами, человека, который прошел ее всю, от начала и до конца. Я надеюсь, что они поймут, какой ценой нам досталась победа. Верю, это осознание заставит многих измениться и стать лучше. А значит, если наступит миг, когда нашу Родину придется защищать снова, они не останутся равнодушными.

– А дед вас чем не устраивает? У него это получится гораздо интереснее и убедительнее. Все-таки генерал, и в войну тоже не в тылу отсиживался.

– Дед в Москве живет и сюда пока приезжать не планирует, – спокойно объясняю Леониду Романовичу ситуацию, – а так бы, конечно, к нему обратился.

Молчание. Я спокойно смотрю на собеседника и жду ответа. Леонид Романович встает и подходит к окну. Его глаза смотрят куда-то вдаль. Мысленно он сейчас находится далеко. Где-то на полях сражений Великой Отечественной. Наконец его голос нарушает повисшую над кухней тишину.

– Знаете, Алексей, – задумчиво говорит ветеран, – я, наверно, плохой рассказчик. Не люблю вспоминать войну. Некоторые моменты заставляют снова болеть сердце. Слишком многое я видел, и погибшие друзья и близкие до сих пор стоят перед глазами. Но вы абсолютно правы и мыслите верно. Рассказывать об этом нужно, чтобы знали и помнили. Молодежь должна сохранить память о погибших и этом страшном, но героическом времени. Поэтому я постараюсь. Можете на меня рассчитывать.

– Большое вам спасибо, – я очень рад ответу Шаховского. Все пока идет по нужному мне сценарию.

– Уточню время с нашим классным руководителем и согласую его с вами. Договорились?

Протягиваю ему руку, предлагая скрепить наше соглашение рукопожатием. В глазах Леонида Романовича мелькает удивление.

– Вы все-таки очень необычный молодой человек, – замечает он, – договорились.

Ладонь пожилого, но еще довольно бодрого мужчины сжимает мою, подкрепляя сказанное.

11 сентября 1978 года. Понедельник

На тренировку к Семеновичу я все-таки опоздал. Минут на десять. Даже немного расстроился, представляя, что Зорин сейчас посоветует приходить вовремя и отправит меня обратно. Но этого, к моему удивлению, не произошло.

Пока я смущенно топтался возле входной двери, ожидая неутешительного вердикта тренера, ребята и Вероника разминались под предводительством Сереги Мальцева. Они совершали круговые движения корпусом, подпрыгивали, высоко подбрасывая колени, кувыркались и совершали махи руками.