Последний солдат империи - [71]

Войско ушло в район старого кладбища, сгинуло под землей, в раскрытой могиле. Некоторое время еще слышались подземный гул, рев труб и баранье блеянье.

Уже засветло, когда над пустыней вставало белое горячее солнце, Белосельцев возвращался в город. По пути он прошел по горе, где вчера сажали сад. Дерево, посаженное Прибалтом, было раздавлено стопой боевого слона. Тут же темнела груда слоновьего помета. На ее запах из пустыни летели скарабеи. Падали на помет, жадно зарываясь вглубь. Другие, насытившись, вылезали из рыхлой кучи, толкали перед собой священные шары слоновьего кала.

Утром все встретились на аэродроме, где делегацию поджидал белый правительственный лайнер. Прибалт был в хорошем настроении. Со всеми здоровался за руку.

― Вчера засиделся у телевизора. Показывали «Вечный зов». Сколько ни смотрю, все нравится, — сказал он приветливо Белосельцеву.

Тут же, среди свиты, были Андрей Ермаков и Мухтар Макиров. Один заклеил раненую щеку пластырем. Другой прикрыл рассеченную бровь черными очками. Перед отлетом Ермаков крепко стиснул руку Белосельцева:

― Знайте, мы здесь будем держаться до последнего. Вы там в Москве удержитесь...

Об этих словах с болью в сердце думал Белосельцев в самолете, когда внизу в последний раз сверкнул Город-Сад.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

По возвращении в Москву он пытался дозвониться к Чекисту, но ему отвечали, что тот отсутствует, о его звонке непременно доложат. Однако ответа не было. Приближалось время очередной поездки. Профбосс, правая рука Президента, отправлялся на Байконур, чтобы принять участие в запуске космического челнока «Буран».

Они летели в просторном правительственном лайнере, собрав в головном салоне техническую и военную элиту, конструкторов, директоров, генералов ракетных и космических войск, оставив в хвостовой части самолета свиту, состоявшую из инженеров, испытателей, военных. Сами же, едва канула в дымах белоснежная Москва и потянулась внизу, в зеленых дубравах и золотых нивах, летняя Россия, уселись за небольшой столик, куда услужливые стюарды понаставили вкусной снеди, икру, балыки, копчености, благоухающие свежие овощи. Водрузили в специальные углубления хрустальные стаканы. Принесли бутылку золотистого армянского коньяка.

― Ну что ж, товарищи, с началом хорошего дела! — Профбосс молодцевато оглядел застолье, принимая бутылку. Он был общителен, усвоил манеру весельчака, рубахи-парня. Всю жизнь управлял рабочим движением, строя санатории, дома отдыха, лечебницы, имея массу друзей среди министров, хозяйственников, деятелей культуры. Любитель выпить, побалагурить, насладиться баней, незлобивый, себе на уме, ладящий с различными группировками в партийном руководстве, он был приближен Первым Президентом, который сделал его своим заместителем. И теперь, добившись высшего поста в государстве, сбросив бремя протокольных встреч, нервных заседаний Политбюро, он вознесся в солнечную пустоту на могучей машине и, радуясь свободе, обществу, своему здоровью, аппетиту и непререкаемой власти над всеми, Профбосс воздел над столом золотистую бутылку с белым Араратом. — Мы ведь заслужили, товарищи? Не злоупотребляя, но, как говорится, по русской традиции...

Все дружно потянулись к стаканам, чокнулись в небесах, провозглашая тост за советский Космос, суеверно не упоминая о предстоящем старте «Бурана». Закусывали, теснее сдвигались. Единая команда, лучшие из лучших, чьи имена не многим известны в стране, но чьи заслуги отмечены орденами и премиями, они и впрямь были хороши, эти крепкие, волевые мужики с крестьянскими лицами, обветренными на полигонах и испытаниях. Вчерашнюю лапотную, сермяжную Русь, их есенинскую, деревенскую Родину превратили в страну космических стартов, лунных и марсианских спутников, орбитальных боевых группировок, создавая еще одну республику Советов, на этот раз не в Африке, не в Латинской Америке, а на планетах Солнечной системы. Белосельцев выпил со всеми, благодарный за то, что его приняли в тесный круг, знанием истинных целей.

— Не пьянства ради, а токмо для пользы здоровия нашего, — похохатывая, произнес Профбосс. Все смеялись, подставляли стаканы, а внизу синела Волга, разливались водохранилища, пенилась белизна у бетонных плотин. Страна, могучая, необъятная, покрытая городами, заводами, железнодорожными узлами и трассами, была изделием рук этих сильных генералов и инженеров. И что, в сравнении с ними, значила горстка московских шутов и горлопанов, крикливых поэтов и журналистов.

— За КПСС! — сказал тост стареющий генерал. — За перестройку, а не за перестрелку!

Все чокнулись, засмеялись хорошо известной шутке, прощая заслуженному генералу не мастеру шутить, но большому умельцу пускать баллистические ракеты из-под воды, из глубинных шахт, с железнодорожных платформ, эту банальность.

Белосельцев любил этих русских неотесанных мужиков, которым некогда было обретать политес, извиваться ужами в сановных гостиных, блистать остроумием и красноречием на светских приемах. Всю жизнь провели в бункерах и на стартплошадках, в лабораториях и на пробных пусках, создавая ракетные серии, заселяя Космос фантастическими существами.